Допрос подозреваемого прерван в связи с необходимостью приема пищи.
Подозреваемый: Суховеев Р. А.
Перед началом, в ходе либо по окончании допроса подозреваемого от участвующих лиц заявлений не поступало. Протокол прочитан лично. Замечаний к протоколу не имею.
Подозреваемый: Суховеев Р. А.
Участвующие лица: подпись
Следователь: подпись
— Господа! Это какое–то недоразумение — я же свой. Позвольте представиться: генерального штаба подполковник Суховеев! Прикажите же, наконец, меня освободить!
— Ребятки, дайте нам с дядей поговорить, — Андрей кивком головы предложил охранявшим Суховеева бойцам выйти, — за дверью подождите, пожалуйста. Один — на месте, а второй — на полчаса свободен, потом поменяетесь.
Студенты, козырнув (ишь ты, уже настропалились), вышли из помещения, наградив подполковника «добрыми» взглядами — судя по всему, за время совместного пребывания с Суховеевым в «каземате», они узнали о себе много нового, и вряд ли это новое было добрым и светлым.
— Господа, а как же я?
— Во–первых, гражданин Суховеев, при обращении к любому из нас вы должны употреблять обращение «гражданин следователь». Во–вторых, а почему вы решили, что мы испытываем хоть какое–то желание вас освободить?
— Но как же… Я же сам видел трехцветный флаг… Да и на шевронах у вас — тоже он. Пусть не треугольный, как у нас, в Добровольческой, был, но ведь трехцветный, не большевистский! Я так понимаю, что вторжение Рейха привело к тому, к чему и должно было привести — Советы рухнули — только так я могу объяснить и флаг, и шевроны.
— О «советах» мы с вами поговорим позднее. Я хочу сразу объяснить вам сложившуюся ситуацию: вне зависимости от существующего в России (искорка надежды в глазах диверсанта), да, именно в России, режима, гитлеровская Германия воспринимается гражданами страны, вне зависимости от их политических пристрастий, в качестве врага, а вы… вы встали на сторону этого врага для того, чтобы участвовать в нападении на страну, которая является вашей Родиной. — Избранную мною линию поведения продолжил Андрей. В «злого» и «доброго» играть не будем — смысла нет, к таким трюкам его готовили, возможно, не только в Абвере, но и эээ… пораньше, все–таки генштабистом представляется.
— Но позвольте! Как вы можете видеть врага во мне — человеке, который уже двадцать лет прилагал и прилагает все усилия к тому, чтобы ликвидировать большевизм? Если у вас это получилось сделать внутри страны, не нужно забывать о тех, кто потратил свою жизнь на то, чтобы создать вам внешние условия для достижения цели. Мы, пусть разными путями, делали одно и то же дело. Может быть, вы мне не доверяете? У вас тут есть хотя бы один комиссар? Освободите меня, дайте мне пистолет, и я вам докажу, что заслуживаю полного доверия новых российских властей. Раз большевизм свергнут, между Германией и Россией не может быть каких–либо разногласий, настолько значимых, чтобы был смысл продолжать войну, а мое звание в германской армии только поможет установить контакт с властями Рейха. Пусть я всего лишь гауптман, но меня лично знает адмирал, и не только адмирал — я знаком со многими деятелями партии. Поймите же, наконец, что, удерживая меня, вы тратите драгоценное время.