А затем, перестав смеяться, сказало серьезно:
— Жаль, что Александр Андреевич сам не видит сию землю. Он мечтал о ней с господином Резановым.
— Сознание пользы Отечества уже есть радост, — назидательно ответил Круль, одолевая последнюю скалу. Он все еще думал о незаконченных сборах и нехотя следовал за Алексеем.
Но взобравшись на вершину утеса и раздвинув свою огромную подзорную трубу, Круль скоро забыл обо всем и только кряхтел, вертелся и приседал, не в силах скрыть восторга. Потом вытащил портфельчик, достал из него небольшую самодельную карту и, поправляя сползавшие очки, ткнул в нее торжествующе пальцем.
— Вот! Бути верни мои слова! Прямой дорога на островы. Все корабли идут через эти мест. Я буду там, вы здесь. Большой польза колоний. Большой польза жителям. Государь спасибо сказать будет. Баранову! Нам!
Алексей взял у него подзорную трубу. Внизу, у шлюпок, суетились люди, на берегу росла груда тюков и бочонков, отдельно лежали выгруженные на песок кожаные байдары. Две женщины хлопотали у костра. Недавно еще дикий берег казался теперь обжитым, людской гомон отгонял чаек, лениво взмывавших ввысь. Зато плоскогорье, залитое солнцем, с каймой безлесных гор, красноватые расщелины каньонов, снежная белизна Сьерры были тихи и пустынны, словно жизнь не начиналась еще на этой земле.
Неожиданно Алексей передвинул зрительную трубу. Далеко на горизонте, там, где безлесный береговой хребет врезывался в голубизну неба, вырос тоненький дымовой виток. Он тянулся вверх прямо, не утолщаясь и не уменьшаясь. Потом вдоль линии хребта возникли еще два таких столба. Они тоже тянулись прямо и в полном безветрии казались неподвижными.
— Индейцы! — сказал Алексей, чувствуя необъяснимую тревогу. Как будто кто-то невидимый следил за каждым движением на берегу.
Забыв о Круле, он заторопился разыскать Кускова. Он знал обычаи ситхинских обитателей. Там появление дымов означало сбор многих племен, чаще всего на войну. Однако дымки скоро пропали, и, кроме Алексея, их никто не увидел.
Выслушав донесение подштурмана, Кусков тоже забеспокоился. В прошлые годы местные жители встречали его на берегу, ночью, когда подходил корабль, жгли костры. В этот раз он еще не видел ни одного индейца, хотя «Вихрь» двое суток шел, не слишком удаляясь от береговой черты.
— Может, за бостонский куттер посчитали, — сказал он, трогая в левом ухе золотую серьгу. — Американцы теперь строят свои суда на наш манер… А может, идет война с гишпанцами. Поставь караулы, Леша, я побуду тут.
Он приказал никому не говорить ни слова. На свою землю люди должны ступить без опаски. Но сам не спал всю ночь.