Суденышко лежало так близко, что она разглядела его изломанные борта, лопнувшую палубу и корму, клок паруса, застрявший между досок, рваную пробоину. На песке, опутанный водорослями, валялся второй утопленник. Половина одежды на нем была сорвана волнами, голые ноги подогнуты. Острым серым пучком торчала вверх смерзшаяся борода.
Наташа забыла даже перекреститься. Задумчивая, серьезная, стояла на берегу. Живя у индейцев, привыкла к убитым, но не могла привыкнуть к чужому горю. Долго будут ждать жены мужей, дети отцов… Так же неторопливо набрала мерзлых водорослей, листьев морской капусты, прикрыла мертвеца. Маленьким ножом, который всегда носила у пояса, хотела откопать камень, чтобы положить сверху, и вдруг остановилась, прислушалась. Из-за кустов лозняка донесся негромкий стон.
Быстро раздвинув прутья, Наташа увидела третьего человека. Он лежал на боку, медленно шевелил рукой, словно хотел встать. Сквозь продранный кафтан на правом плече виднелась темная запекшаяся рана. Это был Павел. Волна выкинула его на землю, он пытался уползти от берега. Кровяные следы вели через заросли.
Наташа попробовала его поднять, но не смогла. Тогда она, не раздумывая, скинула с себя парку, укрыла раненого и, вздрагивая от холода, — на ней остались только штаны, — принялась добывать для костра огонь.
Проглянуло солнце, осветило обломки судна, утихающий океан, белую пену бурунов. Потом опять скрылось. Черные тучи ползли над островами.