— Скажи, дочка, ну а если бы у нас с тобой была машина времени и я сказал бы тебе: давай, Машенька, вернемся к той поре, когда еще непотревоженное сердце билось ровно и ты еще не знала Патрика, а?
— Поздно, папа. Теперь у меня нет без него жизни, и я не жалею об этом. Все мои мысли, надежды, чувства, все с ним. Вот… — сказала Машенька и, открыв руку, показала обручальное кольцо.
Изумруд на ее пальце сверкнул, точно глаз рыси. Андрей Дмитриевич взял ее за руку и, притянув к себе, молча посмотрел на кольцо. У рта его легла жесткая и в то же время горькая складка.
— Стало быть, поздно? — переспросил он.
— Поздно. Я очень люблю тебя, папа, ты самый мне близкий, самый родной, но…
— Не надо, Машенька, не надо, — видя, как ей трудно, сказал Крылов и, ласково похлопав ее по руке, добавил: — Ты, дочка, пойми меня, я против него ничего не имею. По всему видать, это честный, мужественный человек. Я прочел его книгу и проникся к нему уважением. Я с радостью, как гражданин гражданину, пожму его руку, но когда я думаю, девочка, о твоем будущем, все мне представляется неясным. Что тебя ждет как жену Патрика Роггльса? Дадут ли тебе визу? Каково будет тебе, советской девушке, в стране, где сознательно разжигается ненависть к твоей Родине? Я понимаю тебя, девочка, ты хочешь рука об руку пройти с любимым через все трудности. Ты сильная и не боишься борьбы, ну а он-то, он выдержит? Хватит ли у него сил? Я должен увидеть его, поговорить с ним. Позвони ему, пусть придет.
— Папа, он ждет внизу, около дома. Он ждет уже несколько часов…
— Он в светлом пальто и шляпе? — вспомнил Крылов.
— Да. Ты его видел?
— Видел. Зови его.
Машенька, словно в нее вдохнули жизнь, радостная выбежала из кабинета.
— Патрик сейчас придет! — крикнула она, включив свет у себя в комнате. — Он увидит свет в моем окне и придет! Это условный знак!
— Чья это выдумка? — спросил Крылов.
— Моя. Я приготовлю кофе? Хорошо?
Кофе на ночь Крылов не пил — пошаливало сердце, но, понимая, что Патрик предпочитает кофе, он, махнув рукою, сказал:
— Хозяйничай!
В кухне вспыхнул и зашипел газ. Гремя посудой, в маленьком цветном фартучке, деловито стуча каблучками, Машенька накрывала у себя в комнате на стол. Торжественная от крахмала белая скатерть, цветы, присланные Патриком, бутылка сладкого вина, уцелевшая от Нового года, — создавали ощущение праздника.
Когда раздался звонок и Андрей Дмитриевич вышел открывать дверь, Машенька выбежала в прихожую. Ей хотелось присутствовать при встрече мужчин.
Глядя то на одного, то на другого, с волнением наблюдая за лицами этих двух самых близких, дорогих ее сердцу людей, Машенька была озарена счастьем. В эти минуты она была не только хороша своим очарованием женственности, она была красива.