— Надо же, как вам всем вдруг припекло, — вздохнул Иллайуни. Зачерпнул горсть песка и швырнул его в небо.
Я зажмурился, приготовившись к песчаному дождю, но вниз не упало ни крупицы. Исчезли, растворились, или улетели ввысь, кто их теперь разберёт. Тоже, надо думать, кейифайская магия, бессмысленная и беспощадная. В смысле, бесполезная и безопасная.
Ну или просто ловкость рук.
— Всем — это кому? — спросил я. И тут меня наконец осенило: — Айса?..
— Ну а кто же ещё. Нынче вечером, когда я попросил тебя уйти, Менке прибежал ко мне с её вопросами.
— И что ты ответил?
— Я попросил Менке передать девочке, что они с Карвеном большие молодцы. Хотя сам думаю, что просто беспечные дурачки, но тут ничего не поделаешь: дети есть дети. Я не смог стать для них хорошим учителем, и не мне теперь их бранить. Меня даже тронуло неожиданное стремление применить на практике крохи усвоенных знаний. Но я, конечно, посоветовал им унести дело своих рук как можно дальше от этого вашего Сердца Мира, дарующего силу всему подряд. Смерть — не игрушка. Нельзя соваться к ней без должной подготовки, да ещё и с этим вашим грубым угуландским колдовством. Последствия могут быть непредсказуемы. Даже не представляю, какие именно. Предпочёл бы и дальше ничего об этом не знать.
— Получается, ты сказал им примерно то же самое, что я услышал от Сотофы.
— Не знаю, о ком речь, но рад, что вы сами пришли к такому решению, потому что Айса, как мне показалось, не горит желанием последовать моему совету. Во всяком случае, она ещё несколько раз просила Менке уговорить меня подсказать ей какой-нибудь другой выход.
— Такой, чтобы сновидцы, которых они с Карвеном спасли, остались живы? Я хочу ровно того же.
— Тебе-то до них какое дело? Девчонку легко понять: она сама их лечила, ей жаль своего труда. Мне на её месте тоже было бы жаль. В таких случаях обычно говорят об ответственности знахаря, но я предпочитаю называть вещи своими именами: никому не по нраву тщетность усилий. Но тебя это не касается.
— Меня всё касается.
— Ишь какой, — хмыкнул Иллайуни. И помолчав, примирительно добавил: — Ну, может оно и правда так. Но зачем тебе эти люди?
— Люди? — переспросил я. — Да так, низачем. Вряд ли вообще дело в них.
— А в чём же?
— В том, что я влюблён. Как говорится, по уши. Страстно и самозабвенно, А также нерасчётливо и беззащитно. Должны быть ещё какие-нибудь убедительные наречия, но сейчас ничего не приходит в голову, придумай их сам.
— Ого! — удивился Иллайуни. — Влюблён? По тебе, вроде, не скажешь.
— В жизнь.
— Это больше похоже на правду. Но что с того?