— Котлета, — прошипел он сквозь зубы. — Половину моей комнаты за котлету.
Он уже был утонуть в болоте жалости к самому себе, когда по штаб–квартире разнесся вой сирены.
"Когда думаешь, что хуже быть не может, жизнь обязательно раскрывает тебе новые горизонты", — решил он. — "Ангел появился, не иначе".
Впрочем, один положительный момент в этом все–таки был — можно было с чистой совестью отправляться бездельничать до самого окончания операции по уничтожению. Чем бы эта операция не завершилась. Так что Шут быстро собрал свой инструмент и, по–русски попросив Ноль — Первого показать там всем кузькину мать, двинулся прочь из ангара, уворачиваясь от носившихся туда–сюда техников.
Уже сидя в раздевалке и с отвращением запихивая в себя полоски сушеной рыбы пополам с неизменным рисом, Шут начал "прислушиваться" к шедшему на поверхности бою. Дела шли неважно. Ангел по ментальному рисунку выглядел умнее и проворнее своего предшественника, а Ноль — Первый наоборот — ленился, делал глупости и вообще не соответствовал своему уже наработанному образу зверь–машины. Может, виноват был обслуживающий персонал, который не уделял здоровью Евангелиона должного внимания, но скорее всего дело было в тормознутом и расхлябанном пилоте, который своим относительно примитивным человеческим разумом подавлял всю членовредительскую эффективность своего скакуна. Каким местом думал вроде бы неглупый Командующий, привлекая на службу этого недоумка — пока для Шута оставалось загадкой. Может, из–за того что родственники? Фамилии у них, во всяком случае, одинаковые. Между тем Синдзи, похоже, встряхнулся и, судя по идущим с поверхности потокам ярости, кинулся в ближний бой.
"Сердца у тебя нет, поганец депрессивный", — поморщился Шут, почти физически ощущая боль Ноль — Первого. — "Разве можно так с животным обращаться? Тебя–то йодом польют, зеленкой намажут — будешь через пару дней как новенький, а Евангелиону медпомощь не полагается, разве что броню новую приварят".
Впрочем, победителей не судят. Психические импульсы мертвого Ангела еще не затухли окончательно, как по штаб–квартире разнеслась весть — пилот жив и здоров, а вот Ноль — Первый имеет серьезные повреждения, и в ангар будет доставлен только завтра. Что не отменяло того факта, что в этом самом ангаре надо убираться. Проходя мимо коридора, ведущего в релаксационный сектор, Шут приметил любопытнейшую картину — кривящиеся одновременно от гнева и сдерживаемого хохота, сотрудники Второго отдела за шкирку держали двух подростков, ровесников Синдзи, а уже знакомая Мисато Кацураги в красках расписывала их будущее в том случае, если они кому–то проболтаются о произошедшем. "Произошедшее", как понял Шут, заключалось в том, что они вопреки приказу вылезли из убежища поглазеть на битву, и после особо удачного выпада Ангела чуть не были раздавлены в лепешку грохнувшимся об землю Ноль — Первым. Дальше — больше. Вместо того, что бы закрыть глаза на допустимые потери среди мирного населения, Синдзи в припадке человеколюбия впустил обоих в свою контактную капсулу, чем еще больше усугубил свою плачевную боевую ситуацию и поставил под угрозу всю операцию. Запомнив на всякий случай полный список угроз (а ну как пригодится), Шут отправился на рабочее место.