– Нет. – Тит не пережил ничего подобного. – А что, если первое видение появилось в ситуации тяжелого страдания? Это уменьшает вероятность дополнительных видений?
– Опишите ситуацию тяжелого страдания.
– Разгар ничем не сдерживаемого допроса инквизитора.
Кот заурчал. Принцесса Аглая с задумчивым видом почесала его между ушами.
– Любопытно. Не уверена, что видение способно проявиться, когда мозг находится под таким давлением. А как ваш маг вышел из подобного допроса, сохранив достаточную ясность ума, чтобы вспомнить предсказание?
– Допрос был прерван.
– Когда?
– Возможно, во время видения или вскоре после него.
– А. Тогда это имеет смысл.
– Как это?
– Сомневаюсь, что у вашего мага вообще было видение. Он видел прореху в сознании. Понимаете, – принцесса Аглая наклонилась вперед, стремясь поделиться своей эрудицией, – маги мысли – любопытное племя. Нельзя просто заплатить им, чтобы они сделали за вас грязную работу. Они должны захотеть принять в ней участие. Талант у магов мысли врожденный, но достигаемая ими мощь прямо пропорциональна их отдаче делу.
Инквизитор определенно фанатично предана Лиходею.
– Маги мысли боятся вмешательства в их работу по двум причинам. Первая: их полностью открытый мозг весьма подвержен необратимому ущербу. Вторая: мысли, которые они используют, чтобы достичь неистовой мощи, становятся видны как прореха в сознании. Ваш провидец узрел не отблеск будущего, а картину внутренней работы мага мысли.
Совершенно неожиданное откровение. Но трепет Тита длился лишь секунду.
– Прореха работает лишь в одном направлении, или это взаимно?
– Совершенно точно взаимно. Известны случаи, когда хозяин мага мысли намеренно прерывал допрос, полагая, что маг недостаточно силен, чтобы сломать объект, и добиваясь прорехи.
Значит, инквизитор, придя в сознание, обнаружит в своей голове отпечатавшиеся образы принцессы Ариадны и ее канарейки. И потребуется не очень много времени, чтобы обнаружить: принцесса Ариадна в жизни не владела канарейкой.
А потом инквизитор вспомнит, что они с Титом были не совсем одни в комнате для допросов.
* * *
За чаем собрались лишь Кашкари, Уинтервейл и Иоланта.
– Его высочество еще тошнит? – спросил Уинтервейл.
– Уже нет, – ответила Иоланта. – Но запаха жареных сосисок он пока не выносит. И съест немного сухого печенья у себя в комнате.
Уинтервейл указал на обилие еды на своем столе:
– Тогда налетай.
– Как прошла твоя поездка домой, Фэрфакс? – поинтересовался Кашкари. – Твоя семья приедет на Четвертое июня[4]?
Иоланта глотнула чая, купив себе несколько минут на размышление. По крайней мере, она знала наверняка, что ее семья не приедет на Четвертое июня, что бы это ни было.