– Мои родители могут и вернуться. Но они хотят, чтобы я закончил школу здесь.
Кашкари кивнул. Значит, объяснение приемлемо. Иоланта перевела дыхание.
– Скучаешь по Бечуаналенду?
Что она узнала в школе о Калахари? Великая цивилизация, известная своей восхитительной музыкой, живописью и литературой. Законодательство многих магических королевств основано на их образце. И они знамениты красотой своих благородных магов – это, очевидно, Иоланта помнила не с уроков географии.
Она с треском разгрызла кусочек ореха, чтобы выиграть немного времени:
– Да уж скучаю по погоде, когда здесь такая слякоть. И конечно, по охоте на крупную дичь.
– А местные там дружелюбны?
У нее начал пот проступать. Приходилось верить, что, если несуществующие родители Фэрфакса собирались вернуться туда, ситуация не могла быть такой уж скверной.
– Думаю, не враждебнее, чем в остальных местах.
– Индийскому народу не всегда нравится, что в страну пришли британцы. Когда мой отец был молод, они подняли великое восстание.
Как он сумел вовлечь ее в разговор о политической ситуации в немагическом мире, о котором Иоланта имела лишь смутные представления? Она знала только, что в магических королевствах субконтинента за последние сорок лет тоже дважды восставали против Атлантиды.
– Захватчику всегда следует считать, что его не любят. Разве какой-нибудь народ может быть рад оказаться порабощенным?
Кашкари замер, забыв поставить ногу на землю. Иоланта насторожилась. Что такого она сказала?
– Очень прогрессивные суждения, – задумчиво проговорил он. – Особенно для того, кто родился в колонии.
Неуверенная, не ляпнула ли какой-нибудь глупости, она решила взять нахальством:
– Я сказал, что думаю.
– Эй, вы, двое! Я вас всюду ищу.
Иоланта подняла взгляд и с удивлением обнаружила, что находится всего в каких-нибудь десяти шагах от двери пансиона миссис Долиш.
Уинтервейл склонился из открытого окна:
– Живо переодевайтесь. Остальных я уже собрал. Пора играть в крикет.
В комнате Иоланты лежала книжка с правилами популярных игр. Прошлой ночью она просмотрела раздел о крикете, но при этом чувствовала себя такой усталой и разбитой, что все прочитанное казалось полной бессмыслицей.
– Идем, – сказал Кашкари.
Это конец. Одно дело кивать и притворяться безмерно заинтересованной напыщенными разглагольствованиями Уинтервейла о крикете, и совсем другое – изображать из себя опытного игрока. Да только Иола ступит на этот самый питч – так, кажется, называется поле для крикета? – сразу станет ясно: она понятия не имеет, что делать дальше.
Но они уже поднялись наверх. Уинтревейл, в светлой рубашке из плотной ткани и таких же светлых штанах, встретил их в коридоре и провопил: