Твердит он, что причина
Несчастья с Люсидасом - не Нептун,
И учинить допрос спешит стихиям.
Валы и ветры вопрошает он,
Кто пастуха посмел сгубить бесчестно.
Им это неизвестно,
И Гиппотад дать слово принужден,
Что целый день безветрие царило,
Был воздух тих, зеркально лоно волн,
И в них Панопа с сестрами шалила.
За то, что сгинул друг наш благородный,
В ответе лишь один его негодный,
Построенный в проклятой спешке челн.
Вот шествует в короне тростниковой
Преданьями воспетый Кем с челом,
Где скорбь запечатлелась, как на том
Цветке, что носит знак ее багровый.
Он плачет о наперснике своем,
А сзади водяного
Идет ценитель галилейских вод
С двумя ключами (ибо отворяет
Он золотым, железным запирает)
И сокрушенно митрою трясет:
"Как жаль, что добрый пастырь умирает,
Но здравствует и процветает тот,
Кто не о стаде - о себе радеет;
Тот, у кого важнее нет забот,
Чем в праздник бражничать со стригалями
Да ссориться с почетными гостями;
Кто ремеслом пастушьим не владеет
И, слепоустый, брезгует трудами,
Без коих пастуху не преуспеть!
Дела мирские - вот его услада.
А коль дерзнет на пастьбе он запеть,
Его свирель фальшивит, раня слух.
Мрут его овцы от парши и глада.
Стоит у них в загоне затхлый дух,
И по ночам оттуда за ограду,
Которую забыл закрыть пастух,
Уносит жадный волк ягнят из стада,
И некому, увы, разбой пресечь,
Хоть над дверьми висит двуручный меч".
Но с сицилийской нимфою своею
Спеши назад, Алфей! Умолк тот глас,
Чей грозный звук принудил к бегству вас.
К нам из долин, где дышится вольнее,
Где умеряют ветры, тихо вея,
Неистовство пылающего дня,
Где быстрые ручьи бегут, звеня,
И где апрель в плаще зеленом вымыл
Медвяными дождями лик земли,
Несите все цветы, что там взросли
Охапки хрупких скороспелых примул,
Жасмина и ромашки полевой,
Фиалок, роз, гвоздик пьяняще пряных,
И гиацинтов рдяных,
И буковиц с поникшей головой.
Пусть скорбный амарант, нарцисс печальный
Нальют слезами чашечки свои
И царственным покровом в миг прощальный
Устелют море, коим у семьи
И сверстников наш Люсидас похищен.
А мы, чтоб отдых дать себе от мук,
В догадках утешения поищем.
О горе, где теперь наш юный друг?
Где носят волны прах его холодный?
Быть может, у Гебридов, в царстве вьюг,
Он увлечен водоворотом в бездну
К насельникам ужасным тьмы подводной,
Или, не слыша зов наш бесполезный,
Под легендарным Беллерусом спит,
Близ той горы, откуда страж небесный
К Наманке и Байоне взор стремит?
Архангел, сжалься! Пусть нам из пучины
Доставят тело милое дельфины!
Но, пастухи, смахните слезы с глаз.