– Гишар сказал мне, что вы мечтали попасть на набережную Орфевр.
– Мечтал.
– А что же теперь?
– Не знаю.
– Я считаю, что там вы будете на своем месте, и хотя вы мне нужны здесь, я намерен предпринять некоторые действия в этом направлении.
Мегрэ, у которого к горлу подступил комок, не говорил ни слова. Он был сердит. В глубине души он до сих пор не мог простить их всех: своего комиссара, семейство Жандро, сотрудников сыскной полиции и, возможно, даже Гишара, которого боготворил, как когда-то своего отца.
Однако, если Гишар…
Он смутно сознавал, что правы, к сожалению, были они. Скандал ничего бы не дал. В любом случае Лиз Жандро оправдали бы.
В чем же тогда дело?
Получается, он сердился на жизнь, и его ошибка состояла в том, что он ее не понимал?
Как бы то ни было, он не собирался продаваться. И в долгу у комиссара Ле Брета быть не хотел.
– Я подожду своей очереди, – выдавил он из себя.
На следующий же день его вызвали на набережную Орфевр.
– Все еще сердитесь, дружок? – спросил его главный, положив руку ему на плечо.
Мегрэ не смог сдержаться и, как мальчишка, запальчиво выпалил:
– Это Лиз Жандро убила Боба!
– Возможно.
– Вы об этом знали?
– Догадывался. Если бы это сделал ее брат, Луи бы собой не пожертвовал.
Окна, выходившие на Сену, были раскрыты. Буксиры, тащившие за собой вереницу барж, включали сирену и опускали трубу, перед тем как пройти под мостом. Трамваи, автобусы, фиакры и такси беспрерывно сновали по мосту Сен-Мишель, а тротуары выглядели наряднее благодаря светлым женским платьям.
– Присаживайтесь, мой дорогой.
Урок, преподанный ему в тот день отеческим тоном, не фигурировал ни в одном из учебников о научных методах расследования преступлений.
– Понимаете? Причинять как можно меньше вреда. К чему бы привел скандал?
– К правде.
– Какой правде?
И большой босс подвел итог:
– Можете закурить свою трубку. В понедельник вы приступаете к работе в качестве инспектора в бригаде комиссара Бародэ.
Мегрэ еще не знал, что в один прекрасный день, двадцать два года спустя, ему вновь доведется встретиться с Лиз, у которой к тому времени будет фамилия мужа, итальянского аристократа.
Он также не знал, что она примет его все в той же конторе предприятия Бальтазаров, которую он представлял себе лишь со слов Дэдэ, где он наконец лично увидит портрет старика, по-прежнему висящий на своем месте.
– Месье комиссар, – обратится она к Мегрэ. – Думаю, излишне напоминать вам о необходимости соблюдать секретность…
Сыскная полиция к тому времени будет переименована в криминальную полицию.
И речь пойдет о том, что на канцелярском языке называют: «Расследование в интересах семьи».