Поэтому они сидели, каждый на своем стуле, протягивали руки к теплу и рассеянно глядели на эту синюю эмалированную печку, которая была для них чем-то вроде связующего звена.
Латыш взял бутылку рома и четкими, уверенными движениями приготовил грог.
Выпив несколько глотков, Мегрэ спросил:
– Вы ведь хотели ее убить?
Ответ прозвучал быстро, с той же естественностью:
– Я не смог.
Но при этом все лицо мужчины начало судорожно подергиваться: видимо, такое бывало с ним часто.
Он быстро-быстро моргал, его губы перекашивались в сторону, то и дело вздрагивали ноздри.
Волевое и умное лицо Петерса постепенно исчезало.
Его место заняло лицо русского бродяги с натянутыми нервами, за движениями которого Мегрэ предпочел не следить.
Поэтому он не заметил, как рука его спутника схватила бутылку рома. Он налил себе полный стакан, залпом осушил, и его глаза начали блестеть.
– Петерс был ее мужем? Ведь он и Олаф Сваан – одно лицо, не так ли?
Латыш вскочил со стула, не в силах усидеть на месте, поискал взглядом сигареты, не нашел их и страдальчески поморщился. Проходя мимо стола, на котором стояла печка, он налил себе еще рома.
– Начинать следует не с этого! – заявил он.
Затем, глядя прямо в лицо комиссару, добавил:
– Впрочем, вы ведь знаете все. Или почти все?
– Два брата из Пскова. Близнецы, надо полагать? Вы – Ганс, тот, кто смотрел на другого брата с восхищением и покорностью…
– Еще когда мы были совсем маленькими, он уже любил обращаться со мной, как со слугой. И не только наедине, но и при товарищах. Он называл меня даже не «слугой», а «рабом». Он заметил, что мне это доставляет удовольствие… Ведь мне действительно это было приятно, до сих пор не понимаю почему. Я смотрел на мир его глазами. Я бы умер за него. Позднее, когда…
– Позднее, когда?..
Подергивания. Частое моргание. Глоток рома.
Он пожал плечами, словно говоря: «Какая теперь разница…»
И подавленно продолжил:
– Позднее, когда я полюбил женщину, думаю, что и тогда я не был способен на такую самоотверженность. Я любил Петерса… как не знаю кого! Я дрался с приятелями, которые не хотели признавать его превосходства, но оттого, что был самым слабым, постоянно получал удары, ощущая при этом нечто, похожее на ликование.
– Подобные отношения нередки среди близнецов, – заметил Мегрэ, готовя себе второй грог. – Подождите секунду.
Он подошел к двери, крикнул Леону, чтобы тот принес ему трубку, которая осталась в его одежде, а также табак. Латыш добавил:
– Будьте добры, и сигарет для меня.
– И сигарет, хозяин!
Мегрэ сел на место. Оба в молчании ждали, пока служанка все принесет и удалится.