Всего через несколько дней нам заявляют:
– Посадите за решетку кого угодно, неважно кого, а за это время общественный интерес к делу уляжется.
Возможно, к этой теме я вернусь позже. Впрочем, в то утро речь шла не о поляке; говорили о преступлении, совершенном абсолютно новым способом, – а подобные вещи случаются редко.
Три дня тому назад на бульваре Сен-Дени в самый полдень, когда большая часть магазинов закрывается на обед, напротив небольшой ювелирной лавки остановился грузовик. Какие-то люди выгрузили из него огромный ящик и положили прямо перед дверью магазинчика, после чего сели в грузовик и уехали.
Сотни парижан прошли мимо этого ящика, не обратив на него никакого внимания. Ювелир, вернувшись из ресторана, где он заморил червячка, нахмурил брови.
И когда владелец магазина отодвинул ящик, оказавшийся подозрительно легким, он заметил, что в его стенке, прилегающей к двери, прорезано отверстие. Точно такое же отверстие красовалось и в самой двери; разумеется, все витрины были разграблены, пропал и сейф.
Расследования подобного рода не приносят славы, но требуют долгих месяцев кропотливой работы и привлечения большого количества людей. Грабители не оставили никаких следов и ни единой компрометирующей улики.
Поскольку подобный метод оказался совершенно новым, было бесполезно использовать картотеку и искать среди той или иной категории злоумышленников.
Все, что у нас имелось, – это большой, ничем не примечательный ящик, и вот уже целых три дня добрая дюжина инспекторов посещала все мастерские, изготавливающие ящики, и, как оказалось, подобные изделия можно встретить в любой из них.
Итак, я вернулся в свой кабинет и начал составлять рапорт, когда прозвучал звонок внутреннего телефона.
– Это вы, Мегрэ? Не могли бы вы зайти ко мне на минутку?
В этом тоже не было ничего удивительного. Каждый день (или почти каждый день) патрон вызывал меня в кабинет, и отнюдь не всегда для того, чтобы обсудить дела; начальника полиции я знал с раннего детства, он частенько проводил отпуск рядом с нашим домом в Алье и был другом моего отца.
В моих глазах он всегда оставался «большим начальником» и настоящим патроном в полном смысле этого слова, ведь именно под его руководством я начинал службу в криминальной полиции, и он не то чтобы покровительствовал мне, но всегда внимательно и ненавязчиво наблюдал за моими успехами. И именно он, одетый во все черное, в неизменном котелке, в одиночестве направлялся под пули к дверям пустующего дома, который вот уже два дня удерживал Бонно и его банда, оказывая сопротивление полиции и жандармерии.