Что касается карикатурных усов, то они существовали на самом деле. Разве мужчина без усов не похож на лакея?
Сначала я носил довольно длинные рыжеватые усы – они были немного темнее усов моего отца, – заканчивающиеся острыми кончиками. Впоследствии мои усы стали короче и начали походить на зубную щетку, после чего и вовсе исчезли.
Впрочем, чистая правда, что большая часть инспекторов щеголяла роскошными усами цвета ваксы, как это можно увидеть на карикатурах. Этот факт связан с тем, что по весьма загадочным причинам профессия полицейского привлекала главным образом уроженцев Центрального массива Франции.
Мало найдется таких парижских улиц, куда не ступала моя нога; будучи всегда настороже, я многое узнал о простом люде, промышляющем «на свежем воздухе»: о нищих, шарманщиках, продавщицах цветов, карточных шулерах, карманных ворах, а также о проститутках и старой пьянице, которая проводит большую часть ночей в полицейских участках.
Ночью я прохаживался по Центральному рынку, по площади Мобер, по набережным и под мостами.
Я также находился в гуще толпы – и это была самая хлопотная работенка, – которая собиралась на ярмарку на площади Наций и на ярмарку в Нейи, на Блошином рынке, на бега в Лоншане, приходила полюбоваться на патриотические демонстрации, военные парады, визиты иностранных правителей, роскошные кортежи и представления бродячих циркачей.
После нескольких месяцев и, тем более, нескольких лет нашей службы в голове формируется целая картотека, в которую заносятся фигуры и лица, оставаясь там навсегда.
Я хотел бы, хотя это и трудно, описать как можно точнее наши взаимоотношения с подобной клиентурой, в том числе и с теми, кого нам не раз случалось доставлять в полицейский участок.
Излишне упоминать, что очень скоро живописные красоты города перестали нас волновать. Мы смотрели на парижские улицы глазами профессионалов, взглядом, который схватывает некую привычную деталь, вычленяет то или иное отклонение и помогает сделать соответствующие выводы.
Когда я начал раздумывать на эту тему, то понял, что больше всего меня поражает связь, возникающая между полицейским и правонарушителем, за которым первый вынужден гоняться. Прежде всего следует отметить, что полицейский, за редким исключением, не чувствует к своей «добыче» ни ненависти, ни даже неприязни.
Правда, жалости он тоже не испытывает, жалости в привычном смысле этого слова.
Наши отношения, если хотите, можно назвать строго профессиональными.
Мы слишком много видим и потому теряем способность удивляться, сталкиваясь с несчастьями и даже с извращенной жестокостью, и это легко понять. Таким образом, несчастья не заставляют сжиматься от сострадания наши сердца, а извращенная жестокость не вызывает праведного гнева.