В нашей среде существует – и Сименон попытался это отобразить, не до конца отдавая себе отчет в происходящем, – как бы парадоксально это ни звучало, нечто вроде родства душ полицейского и преступника.
Я не хотел бы, чтобы меня поняли превратно, наделив мои слова иным смыслом. Безусловно, мы находимся по разные стороны баррикады. И в то же время мы плывем в одной лодке.
И у проститутки с бульвара Клиши, и у инспектора, который следит за нею, одинаково истрепаны ботинки, и у них обоих болят ноги, потому что они вынуждены истаптывать километры асфальта. Они мокнут под одним и тем же дождем, одинаково ежатся, когда дует ледяной северный ветер. Вечер и ночь окрашены для них в одни и те же цвета, и они оба видят изнанку толпы, которая безразлично снует мимо.
То же самое происходит и на ярмарке, где карманный вор шныряет среди все той же толпы. Для него ярмарка, скопление нескольких сотен людей – не праздник, не карусели, не цирковой шатер или сладкий пряник, но определенное количество кошельков, покоящихся в карманах простодушных зевак.
То же самое можно сказать и о полицейском. Как страж порядка, так и правонарушитель с первого взгляда распознают провинциала, который идеально подходит на роль жертвы.
Сколько раз мне случалось в течение нескольких часов следить за каким-нибудь знакомым карманником, например за вором, которого мы прозвали Шнурком! Он знал, что я хожу за ним по пятам, слежу за каждым его жестом. Он знал, что я знаю о его намерениях. И я в свою очередь знал, что он знает, что я рядом.
Его профессия заключалась в том, чтобы любой ценой стащить кошелек или часы, моя – помешать ему это сделать или схватить с поличным.
Что бы вы думали – иногда Шнурок поворачивался ко мне и улыбался. И я улыбался ему в ответ. Порой он даже обращался ко мне с несколькими фразами, тяжело вздыхая:
– Сегодня мне придется нелегко!
Я отлично знал, что Шнурок сидит без сантима в кармане и сможет поесть вечером лишь при условии, что его будет ждать успех.
Он также отлично знал, что я получаю в месяц всего сто франков, что мои ботинки давно просят каши, а дома меня ждет жена.
Я его арестовывал по крайней мере десять раз, очень вежливо сообщая:
– Ты попался!
И он был этому рад почти так же, как и я. Ведь он знал, что в участке сможет поесть и выспаться в тепле. Многие воришки так хорошо знали работников нашей конторы, что частенько интересовались:
– Кто дежурит сегодня ночью?
Потому что одни полицейские разрешали курить, другие – нет. После этого целых полтора года улицы казались мне идеальным местом, потому что меня перевели в крупный магазин. Вместо дождя, холода, солнца, пыли – перегретый воздух, рулоны шевиота, сурового полотна, линолеум и мерсеризованные нитки, и среди этого я проводил все мои дни.