Возможно, речь идет о мелкой мести инспектора, который был посвящен в это?
В моем ведении находился квартал Севастополь, прилегающий к Центральному рынку. Его облюбовали девицы самого низкого пошиба, и прежде всего очень старые проститутки, которые обрели здесь своего рода убежище.
Здесь же обретались юные служанки, только что прибывшие из Бретани, где они уже прошли свое первое боевое крещение. Так что на моем участке столкнулись две крайности: шестнадцатилетние девчонки, за право покровительствовать которым сражались местные сутенеры, и гарпии без возраста, которые отлично защищались сами.
И вот однажды началась травля, самая настоящая травля. Я шел мимо одной старухи, торчавшей на пороге грязного отеля, когда услышал, как меня окликают, демонстрируя в улыбке испорченные зубы:
– Добрый вечер, Жюль!
Я решил, что она выбрала имя наугад, но пройдя еще немного, был встречен теми же словами.
– Как дела, Жюль?
После, собираясь все вместе, они заходились в отвратительном хохоте и отпускали комментарии, которые невозможно передать на бумаге.
Я знал, как поступили бы многие на моем месте. Они бы сцапали парочку проституток и заперли бы их в тюрьме Сен-Лазар, чтобы у девиц появилось время подумать о своем поведении.
Хватило бы одной демонстрации силы, и, возможно, на меня стали бы смотреть с некоторым уважением.
Но я этого не сделал. Мною руководило не чувство справедливости. И не жалость.
Скорее всего, я не желал играть навязываемую мне роль. Я предпочел притвориться, что ничего не слышу. Я надеялся, что им надоест. Но эти девицы – сущие дети, которые никогда не довольствуются одной шуткой.
О пресловутом Жюле сочинили песенку, которую проститутки принимались петь или кричать во все горло, стоило мне появиться. Другие, когда я проверял их документы, пробовали канючить:
– Не будь скотиной, Жюль! Ты такая лапушка!
Бедная Луиза! В тот период она больше всего боялась не того, что я поддамся пагубному желанию, а того, что могу принести домой какую-нибудь дурную болезнь. Я подцепил блох. Когда я возвращался в нашу квартирку, мадам Мегрэ заставляла меня раздеваться и принимать ванну, а сама в это время чистила мою одежду на лестничной площадке или перед открытым окном.
– Наверное, ты прикасался к ним сегодня. Почисти как следует ногти!
Разве не утверждали знающие люди, что можно подхватить сифилис, отхлебнув из чужого стакана?
Все это было весьма неприятно, но я узнал то, что должен был узнать. Разве я не сам выбрал профессию?
Я бы ни за что на свете не стал просить, чтобы мне подыскали другое занятие. Но мое начальство само приняло необходимые меры: предполагаю, это было сделано скорее из целесообразности, нежели из уважения к моей персоне.