Интересно, а я как теперь найду выход?
– Ты поедешь в клинику? – спрашиваю я просто потому, что это вопрос нейтральный. Каждое сказанное нами слово сейчас имеет второе дно, как коробка фокусника. Я спрашиваю – ты поедешь в клинику? Он слышит – ты простишь меня?
– Я пока еще не определился, – сухо отвечает он, и я отвожу взгляд в сторону. Минуту назад я чувствовала себя совершенно другим существом, высшим существом, путешествующим сквозь миры и звезды, а сейчас я – неумелая врушка, не знающая, как правильно расстаться с французским любовником на одну ночь. Который к тому же был хорош и к которому у меня нет никаких претензий. По крайней мере, не должно быть никаких претензий.
Прекрасный эпизод для отпуска в Париже.
Хотя я в Париже вовсе не в отпуске. Я здесь по воле моей матери, актрисы, верящей, что за хорошие деньги можно вернуть юность, пусть даже и на миг, и при тусклом свете свечей, и в кривом зеркале. Все люди боятся смерти, моя мама боится забвения. Все верят в чудеса. Только она называет их пластической хирургией. А моего Андре – ее персональным магом.
Моего Андре.
Он никогда не будет твоим. Твой – это Сережа. Твое – все, что прилагается к нему: спокойствие и скука, надежность, заключенная под вакуумной крышкой в стеклянной банке. Дыши осторожнее, чтобы не выдышать счастье раньше времени. Иди и напиши эсэмэску Сереже. Напиши ему, что тоже скучаешь или что-нибудь невыносимо банальное, во что он обязательно поверит. Ему необязательно знать о том, какая ты на самом деле.
– Что-то не так? – Вопрос застает меня врасплох. Со мной все не так. Я хочу его. У меня болят губы, и это чувство восхитительно. Где ты, моя всемогущая совесть, почему ты не хочешь спасти меня, удержать на краю пропасти.
– Все отлично! – Я улыбаюсь из последних сил. – Но тебе не идет эта рубашка.
– Считаешь? – ухмыляется он. Я закрываю глаза, вспоминая, как целовала его обнаженную грудь.
– Разве тебе не пора?
– Ты не можешь дождаться, чтобы избавиться от меня? – переспрашивает он, и я замечаю – со злорадной радостью – обиду в его голосе. Может быть… может быть…
– Помню, как однажды мама взяла меня в Санкт-Петербург. Это была идея Вити, ее тогдашнего мужа…
– Самое близкое, что у тебя было к фигуре отца? – Андре повторил мои слова почти дословно. Хорошая память? Или он настолько интересуется мной, чтобы слушать все мои глупые рассказы о моем банальном детстве? Скорее первое, чем второе.
– Он водил машину, черную «Хонду», и я сидела на заднем сиденье, смотрела на дорогу, которая плелась за нами. Шоссе с выбоинами после нашей бесконечной зимы. Потом мы остановились в маленькой двухкомнатной квартирке прямо на Невском, там была консьержка, она кормила меня каждое утро яичницей и двумя сосисками. Мама пила только сок. Витя съедал ее яичницу вместе со своей.