Гардемаринов тоже осталось немного, и я распорядилась их силами рационально – поставила сторожить входы в лазарет и камбуз. В руках они держали по плошке чистого спирта для дезинфекции рук входящих, а когда наглая матросня возжелала попробовать уже загрязненный спирт из бадьи, куда его выливали, я привлекла к охране вожделенного сосуда еще и вооруженных морских пехотинцев. Миссис Йохансен оказалась на удивление расторопной женщиной, и я взяла ее в союзницы. Эта тридцатилетняя шведка плохо говорила по-английски, зато чутье не подводило ее, и она всегда догадывалась, что необходимо сделать.
Аннеке Йохансен была моей левой рукой, а Элиас Паунд – правой. Таким образом у меня стало шесть пар рук и шесть пар глаз. Женщина занималась в основном подготовкой провизии – стерилизовала молоко, толкла сухари, очищая их от плесени и выбрасывая из них долгоносиков, а также кормила, иногда насильно, полученной смесью больных.
Пушкарь Йохансен был в числе заболевших, но я не сомневалась в том, что он выкарабкается благодаря жене и собственным силам. Тиф в легкой форме протекает быстро.
– Рутвен докладывает, что матросы снова добрались до спирта.
Элиас с его вечным «мэм» уже мало походил на того кудрявого круглощекого юношу, которого я встретила в первый день на «Дельфине». Кудри, конечно, остались, а вот щеки похудели – мальчик осунулся всего за пару дней.
На мою витиеватую ругань, какой я встретила его весть, он вытаращил карие глаза.
– Простите, Элиас, я не хотела, но у меня нет других слов, – раздраженно проговорила я, напрасно пытаясь убрать волосы, лезшие в глаза.
– Что вы, мэм, в мою бытность на кораблях я чего только не наслушался. Просто странно слышать такое от женщины.
– Поймите, что я сейчас не женщина, а прежде всего врач, поэтому куртуазные манеры мне не к лицу. – Оборвав свои нравоучения, я быстро добавила: – Следует поискать их хорошенько. Должно быть, спят без задних ног.
Юноша завертелся и пообещал:
– Я знаю, что спиртное они прячут в канатных бухтах. Думаю, что они отправились туда, если дошли.
Итак, за три дня матросы напивались четырежды. Это переходило все границы. Я не стала накладывать запрет на алкоголь, потому что выпивка помогала здоровым не заболеть, но сократила ежедневную порцию грога вдвое, и все же они откуда-то доставали чистый спирт, строжайше охраняемый моими пехотинцами.
– Миссис Малкольм, чего же вы хотите от этих малых! – сочувственно произнес мистер Оверхолт в ответ на мои жалобы. – Они будут цедить все, что только смогут найти, даже если вы запретите им! Прокисшая сливовая брага или какая-нибудь перебродившая муть – это еще самые безобидные напитки. Я помню, как один недоумок хотел выжать остатки спирта из бинтов, которыми пользовался хирург. Бросьте, они не послушают вас.