Стоя у борта, я в последний раз смотрела на море, ощущая, как свежий ветер играет моими волосами. Когда я еще так постою? Разве когда нужно будет вдохнуть чистого, не загрязненного бациллами воздуха. Из люков наверх шел пар: там драили помещения. Да, свежий воздух на корабле будет ой как не скоро.
Никакой «Артемиды» не было и в помине. Глупо было рассчитывать, что она останется в пределах видимости после всего произошедшего. Джейми далеко от меня, очень далеко, а я здесь, на корабле, полном больных.
Не поддаваясь панике, я принялась думать, что же еще забыла внести в свой список. Поговорить с капитаном: во-первых, он должен знать, как началась эпидемия, во-вторых, будет решать судьбу Джейми, если захочет выслушать Томпкинса. А мне предстоит еще куча работы и нельзя отрываться ни на минуту.
– Элиас, подскажите, где я могу найти миссис Йохансен, – решительно проговорила я, убежденная в том, что Паунд немедленно придет на помощь, где бы он ни был.
Вот уже два дня, а разговор с капитаном еще не произошел. Я несколько раз заходила к нему, надеясь застать Леонарда в каюте, но его все не было, а стоявшие на страже вахтенные отговаривались тем, что он определяет курс, изучает карты либо что-нибудь еще в том же духе из разряда морских таинств, которые я, конечно, должна была уважать в силу своего неведения. Словом, это были хорошие, продуманные отговорки. Мистер Оверхолт, например, просто скрывался от меня в каюте, сплошь увешанной сушеным шалфеем и иссопом, которые должны были сыграть роль ароматизаторов воздуха и предупредить эпидемию. Та часть команды, что должна была помогать мне, не выказывала особого рвения и всячески отлынивала от работы, искренне не понимая, как стирка и уборка помогут спастись от тифа. Я ощущала себя овчаркой, приставленной к стаду ленивых овец: без лая, клацанья зубов и рычания, то есть угроз и обещаний пожаловаться капитану, ничего не получалось.
Работая в таких условиях, далеких от амбулаторных, я видела, что мои труды приносят пусть малую, но пользу. И пусть сегодня умерло четверо, а десятеро заболели, зато остальные не впадали в отчаяние, не ломали руки и не изводили себя страхом, а могли оказать действенную помощь. Правда, не выяснив, кто стал разносчиком сальмонеллы, я не могла победить болезнь окончательно и требовала отрывать от парусов здоровых людей, которых с каждым днем становилось все меньше. Двое матросов, согласившихся поступить на флот, лишь бы не сидеть в тюрьме, вынуждены были поступить в мое распоряжение и с ужасом заняться тем, за что их, собственно, и посадили, – производством спиртного. Я требовала перегнать половину имеющегося запаса рома в спирт, а эти смышленые ребята занимались этим на свободе и знали, как соорудить перегонный куб.