Путешественница. В плену стихий (Гэблдон) - страница 107

– Нет, мэм, что вы! Еще столько работы, как же вы справитесь со всем? А я вовсе не хочу спать, правда! – Он попробовал отнять у меня чашку и бутылку с молоком. – Это вы идите, а я тут еще поработаю.

Добрый малыш, он хотел еще помогать мне таскать воду! В таком-то состоянии! Я не смогла переломить его упорное сопротивление, и порешили на том, что сразу после обноса он ляжет спать.

Зато я не могла уснуть, хотя была крайне измотана. Мне отвели каюту умершего хирурга, и я сидела на своей койке без сна, вглядываясь в невидимый во тьме потолок и слушая, как трещит обшивка корабля.

Сэр Персиваль купил Томпкинса и сделал своими глазами и ушами. Возможно, что Тернер и сказал, кто такой Джейми, то есть оповестил Томпкинса, что Джейми Рой – контрабандист. Что еще было известно Персивалю? И откуда незадачливый агент знал, как выглядит Джейми Фрэзер? Разумеется, сэр Персиваль имел кое-что от того, что обеспечивало безопасность сделок Джейми, но вряд ли он делился полученными взятками со своими агентами. Тогда какой смысл Томпкинсу доносить на Джейми? Личные счеты? Но вряд ли он был способен в одиночку устроить засаду в бухте Арброут. Все-таки поискать предателя среди контрабандистов?

Я измучилась от этого гадания, представляя себе то напудренного сэра Персиваля с розовым мышиным носиком, то повешенного таможенника с синим высунутым языком, то еще что-нибудь, освещенное призрачным светом взорвавшегося фонаря на берегу… Чувствуя, что не усну, я переместила подушку себе под живот, улегшись на него. «Нужно отыскать этого Томпкинса», – засыпая, думала я.

Я не успела найти его, потому что была крайне занята: два следующих дня я не покидала лазарета и ушла отдохнуть к себе только на третий день.

Лежа на койке и накрыв глаза полотенцем, я ожидала, пока звук барабанной дроби позовет к обеду, но вместо этого услышала другой звук – топот за дверью, глухие голоса и стук в мою каюту.

– Ради бога, мэм, займитесь им, это несчастный случай…

На пороге стояли двое, державшие третьего, скривившегося от боли и стоявшего на одной ноге.

Я сразу догадалась, кого ко мне привели: следы от страшных ожогов на лице, один глаз с мутным хрусталиком и в довершение всего гладкие светло-каштановые волосы, лысеющий лоб и жидкая косичка до плеч. Прозрачные торчащие уши. Это был тот, кого юный Эуон, как он считал, убил в печатне. Моряк с косой.

– Вы – мистер Томпкинс, – изрекла я, чем немало удивила свою новую жертву медицинских изысканий. – Усадите его.

Мы остались наедине: матросы не могли надолго отрываться от работы.