Рыбка покрупнее, как называли таможенники серьезных контрабандистов, могла надеяться решить свои вопросы с таможней, то есть лично с сэром Персивалем, за определенную сумму звякающих монет соразмерно размаху своего дела. Тогда служители короны внезапно слепли (Томпкинс, скалясь, указал на свой глаз), и контрабандисты могли проворачивать крупные дела.
– Но сэр Персиваль не хотел останавливаться на достигнутом, – Томпкинс произвел выразительный жест. – Он хотел быть пэром – засиделся наш малый в рыцарях, понимаешь. Но для этого одних денег было мало.
Чтобы удовлетворить свои амбиции, он должен был продемонстрировать свои способности и услужить короне.
– Ну как услужить, поймать какого-нибудь преступника, да не оборванца, а мятежника, например, чтобы общество загудело, да. Ой, мэм, печет! Неужели вам не жалко святой воды?
Я как раз смочила губку алкоголем и обеззараживала рану.
– Так нужно для вашей же пользы. То есть ограничиться вожаком контрабандистов было нельзя?
«Беда Джейми была в том, что он совмещал две эти ипостаси», – подумала я.
– Нельзя, мэм. Старик чуть не спятил от радости, как узнал, что можно заполучить мятежника.
– Ну хорошо, а где же найти доказательства причастности к мятежу? Бумаги сжигают, а аресты других людей могут привлечь внимание, и вожак скроется. И потом, контрабандисты могут предать за кругленькую сумму, а бунтовщики, даже небольшие, обычно бессребреники.
Я закончила приготовления к операции: вдела шовную нить в иглу и помахала ею перед носом моряка, испугавшегося еще больше. У меня не было других средств заставить его говорить.
– Мы не знали, на чей след выходить, пока слуги Персиваля не нашли помощника Джейми Фрэзера. Он-то и рассказал про печатника Малкольма и назвал его всамделишное имя.
У меня екнуло в груди.
– И кто был тем помощником?
Я лихорадочно перебирала имена шестерых контрабандистов. Каждого из них можно было купить, заплатив ту или другую сумму, ибо живущими иллюзиями и идеями идеалистами они не были. Это была «мелкая рыбешка», выражаясь словами Томпкинса. Но кто, кто предатель?
– Ведать не ведаю. Ой, миссис, что вы делаете!
Я проколола ему кожу иглой.
– Ой, право, мне так жаль вас. Но рану нужно зашить. Здесь я не могу ничего поделать, – притворно сожалела я.
– А-а-а, ну что же вы! Ох! Зачем меня мучите? Кабы знал, так сказал!
– Хотелось бы, чтобы сказали. – Я снова занесла иглу.
– Ох нет, миссис, не продолжайте, умоляю. Да погодите же, я скажу! То был англичанин, а большего я не знаю.
Я и впрямь остановилась.
– Что вы говорите? Англичанин?