Штерн разглядывал Иисуса на стене и не начинал разговора, тогда эту почетную обязанность взяла на себя я.
– Мистер… отец Фогден, а вы здесь одни? То есть обитателями фазенды являетесь только вы и мамасита, так? – поправилась я.
– Да, это так. Временами очень скучно, хотя у меня есть овцы, но я все-таки предпочитаю Людо и Коко – с теми хоть можно поговорить.
Отец гладил ладонью орех. Штерн не обеспокоился этим странным заявлением, но я еще не видела людей, которые говорили бы с кокосовыми орехами, поэтому переспросила:
– Коко?
– Ага. Испанцы называют так чертенка или домовенка. Слово переводится как «бука», а сам коко обычно выглядит как пугало с пуговкой-носом и здоровенными глазищами.
Договорив, священник быстро пихнул орех и отдернул руку.
– Ха, кусается! А ты не пучь глазенки, когда я с тобой говорю!
Я прикусила губу, чтобы не ляпнуть лишнего и не рассмеяться некстати.
– Хорошая леди, милая, англичаночка. Моя Эрменегильда была, конечно, лучше, но эта тоже очень милая, да, Людо?
Спаниель уложил голову на руку хозяину и огласил комнату звонким лаем, соглашаясь со священником. Тот потрепал собаку за ухом и спросил меня:
– Как думаете, подойдет вам ее платье? Я об Эрменегильде.
Я не знала, кто такая была Эрменегильда, но не удивилась бы, будь она овцой, которую сумасбродный священник назвал женским именем и обрядил в женское платье, – я уже поняла, что все овцы усадьбы носили человеческие имена.
Меня спасла мамасита, принесшая еду в дымящемся горшке, тоже глиняном. Черпак каждому – и она ушла, передвигаясь довольно быстро для ее форм.
Итак, у меня на тарелке была еда, но я, видя отношение мамаситы, не решалась брать в рот это овощное месиво, на поверку оказавшееся весьма вкусным.
– Это подорожник, маниока и красные бобы, все прожаренное. – Штерн определил содержимое тарелки на глаз, даже не успев попробовать, из чего я сделала вывод, что это блюдо готовят здесь довольно часто или что философ часто обедает в фазенде. Это наверняка было так, потому что он принялся уписывать за обе щеки, даже не остудив.
Вопреки моим ожиданиям, никто не расспрашивал меня, кто я и откуда прибыла, как попала на остров, на каком корабле плыла и прочее: Штерн с аппетитом ел, отец Фогден припевал и стучал в такт ложкой.
За столом мы обменивались необязательными словами. Вскоре мамасита, храня на лице то же каменное выражение, принесла поднос с фруктами и, кроме этого, три чашки и глиняный кувшин.
– Миссис Фрэзер, вы когда-нибудь пили сангрию?
«Да» на моих устах сменилось вопросом:
– Н-нет, а что это?
Сангрию мне доводилось пить не раз на разнообразных вечеринках и посиделках как на факультете, так и в госпитале – в шестидесятые годы двадцатого века ее знали как вкусный напиток и любили, но ведь я была миссис Фрэзер из Шотландии, где явно не знали, что это и из чего ее делают, а часто не имели возможности приобрести дорогие цитрусовые, входившие в ее состав.