– Это что, а вот дней через шесть его не найдут, и тогда начнется кутерьма. За это время добрые кингстонские кумушки могут разнести сплетни о гостях «Дома голубой горы». Тоже хорошо, тоже замечательно: слуги прекрасно знают, кто мы.
– Пускай пропадут пропадом!
– О, узнаю настоящую леди, – важно пробасил Джейми. – У нас есть всего шесть дней, пока не началась свистопляска. Значит, найти мальчишку нужно за это время – другого не будет. Отправлюсь в Роуз-холл.
Джейми, как и я, не спал всю ночь и теперь сладко зевал. До самого «Дома голубой горы» мы хранили молчание. Дом спал, когда мы пробрались в наши комнаты.
Я не стала развешивать одежду по вешалкам, а просто сбросила верхнее платье на пол, бросила на окошко булавки и пришла в спальню в одной ночной сорочке, белевшей во тьме. Джейми тоже был полуодет; он стоял в рубашке и глядел в окно.
Услышав, что кто-то идет – а это могла быть только я, – он сделал предостерегающий жест, чтобы я не шумела, и показал:
– Вон, ты только посмотри на них.
Ламантины, серые и толстые, плескались в лагуне, показывая округлые бока и снова погружаясь в воду. Они переговаривались между собой, издавая жутковатые завывания, а ранние птицы уже слетались на деревья. Больше в мире никого не было.
Встающее солнце позеленило воду, и лагуна заиграла красками. Мы были очень утомлены, но от этого чувствовали друг друга еще острее.
Благодаря Джону Грею я узнала о жизни Джейми все, что мог рассказать чужой человек, и больше не ревновала. Но почему же сам Джейми ничего не сказал, почему утаил от меня, что у него есть сын? Боялся? Не захотел доверить мне такую тайну? Любил ту женщину – мать еще одного ребенка? Грей не мог знать всего, и об этом следовало спросить самого Джейми, как ни тяжело мне это было.
Даже если она умерла, он может чтить ее память и любить ее не меньше. Меня же он любил все эти годы.
Нужно было заставить себя спросить, иначе я буду мучиться. Я сглотнула ком в горле и открыла рот, оценивая состояние Джейми.
Он хмурился и размышлял о чем-то. Я сочла это состояние благоприятным для своего вопроса и несколько бесцеремонно ляпнула:
– Что за грустные мысли?
Бессознательно я оттягивала время, боясь услышать признание в любви незнакомке. Просить Джейми успокоить меня было гадко: ему тоже требовалась помощь, не все же мне ее оказывать.
– Думаю о китайце. О чем же еще мне думать, – сказал Джейми, глядя на ламантинов в лагуне.
Убийство оставалось убийством, убийца скрылся, но между нами появилось нечто новое, и это требовало куда больше внимания, чем все убийства вместе взятые.