Виола шагала по дороге, пока не почувствовала, что успокоилась и может рискнуть с кем-либо встретиться. Она разговаривала с ним, словно с другом. Она позволила ему поцеловать ее. Да, она позволила это. Каким-то образом она знала, что это произойдет, когда он взял из ее рук венок и возложил его ей на голову. Виола могла бы остановить его, но не сделала этого. Все то время, что он сидел рядом на траве, она сопротивлялась его привлекательности, действовавшей на ее дыхание, биение сердца, нервы.
Ей не хотелось признавать, что она находила его неотразимым. Ей хотелось возненавидеть его, и она действительно его ненавидела.
Виола сосредоточилась на полученном утром письме, рука сжала его в кармане платья. Ответ снова был – нет.
"Мы очень признательны за твое любезное приглашение, – писала ее сестра Клер. – Ты должна знать, как мы мечтаем вновь увидеть тебя после столь долгой разлуки.
Два года – слишком большой срок. Мама просила меня выразить наше глубокое сожаление и объяснить, почему мы не можем приехать повидаться с тобой. Она считает, что мы слишком многим обязаны нашему дяде, особенно теперь, когда он проявил такую щедрость и послал Бена в школу. Она чувствует, что должна остаться в Лондоне и помогать ему, насколько это возможно. Но она ужасно скучает по тебе. Виола, как и все мы".
Виола чувствовала себя глубоко несчастной. От одиночества не спасала даже ее активная деятельность и добрые отношения с обитателями «Соснового бора».
Они никогда не приедут. Почему она продолжает надеяться, что они навестят ее?
Когда Виола впервые приехала в «Сосновый бор», она лелеяла мечту, что ее мать смирит свой гнев и забудет неприятную ссору из-за того, что она приняла подарок от графа, надеясь, что мать поселится с ней и привезет с собой Клер и близнецов, Марию и Бенджамина. Однако ее мать еще не была готова простить ее, по крайней мере настолько, чтобы приехать сюда.
У мамы и детей – хотя Клер было уже пятнадцать, а близнецам по двенадцать – не было собственного дома.
Отчим Виолы умер, когда ей исполнилось восемнадцать, и не оставил семье ничего, кроме долгов, которые заплатил дядя Уэсли, брат матери. Он взял их всех к себе, и с тех пор они жили на постоялом дворе.
«Я теперь работаю, – продолжала читать письмо Виола. – Дядя Уэсли показал мне, как вести бухгалтерские книги. Он сказал, что теперь, когда мне исполнилось пятнадцать, он может позволить мне обслуживать посетителей в баре гостиницы. Я рада работать для него, но чем мне действительно хотелось бы заниматься, это служить гувернанткой, как ты, Виола, и помогать семье из своего заработка».