– Что это ты делаешь с ребенком? – спросила я.
– Учу юного Джеймса сложному искусству писать так, чтобы не попасть себе же на ноги, – объяснил он. – Уж это-то по крайней мере дядя может сделать для племянника.
Я подняла одну бровь.
– Говорить-то легко. Дядя мог бы наглядно показать племяннику, как это делается.
– Ну, у нас уже было несколько практических уроков, но в последний раз вышла небольшая неприятность. – Они с племянником обменялись взаимно обвиняющими взглядами. – Нечего на меня смотреть, это была твоя ошибка. Я же говорил тебе, что надо стоять спокойно.
– Гм, – сухо произнесла Дженни и строго поглядела на сына, а потом точно так же на брата.
Джейми-младший в ответ задрал подол себе на голову, но старший, ничуть не растерявшись, весело улыбнулся, встал и отряхнул с себя мусор. Опустил руку на закутанную подолом головенку племянника и повернул мальчугана к дому.
– «Всему приходит свой черед, – процитировал он, – и всякой вещи свое место под солнцем». Сначала мы работаем, маленький Джеймс, потом умываемся, а потом – слава богу! – наступает время ужинать.
Разделавшись с наиболее неотложными делами, Джейми на следующий день выбрал время показать мне дом. Построенный в 1702 году, для своего времени он находился на уровне новейших достижений, был оборудован изразцовыми печами для обогрева комнат, а в кухне – большой кирпичной духовой плитой, так что хлеб не приходилось печь прямо в золе очага. Стены коридора на нижнем этаже, лестница и гостиная были увешаны картинами. Были среди них пасторальные ландшафты, были изображения животных, но больше всего портретов.
Я задержалась возле портрета Дженни в ранней юности. Она сидела на каменной ограде сада на фоне виноградной лозы с красными листьями. Прямо перед ней на той же ограде рядком расположились птицы: воробьи, дрозд, жаворонок и даже фазан; все эти пернатые теснили друг друга, стараясь подобраться поближе к своей смеющейся хозяйке. Это было совершенно не похоже на строгие позы на других портретах, с которых предки таращились с таким видом, словно тугие воротники не давали им вздохнуть.
– Это написала моя мать, – сказал Джейми, заметив мой интерес. – На лестнице висит еще несколько, написанных ею, их немного, а здесь только два. Этот она любила больше всего.
Большой огрубевший палец осторожно коснулся холста и провел линию по краснолистной лозе.
– На ограде сидят ручные птицы Дженни. Время от времени кто-нибудь находил птичку с перебитой ногой или сломанным крылом и непременно приносил Дженни, а она лечила их и кормила из собственных рук. Вот этот напоминает мне Айена.