— Однако вы не пренебрегли обществом особы с репутацией куртизанки…
— Ох, Вербин, не знал, что вы любитель читать ханжеские морали.
— Вам повезло, что невеста верит любому вашему вздору.
Собеседник поморщился. Положив руку на сердце, он произнес.
— Возможно, и я поверю любому вздору, который расскажет мне она. Причина в нашей вере друг другу — это глубокие искренние чувства… Ради мадемуазель Климентины я готов изменить свою жизнь, отказавшись от пороков общества.
— Хотелось бы верить вашим словам.
— Простите, но мне непонятна причина вашего участии в судьбе моей невесты. Неужто ее брат представил меня вам как чудовище? Уверяю вас, его страхи преувеличены, но вполне простительны. Всякий любящий брат обеспокоен участью сестры.
— Полагаю, нам лучше оставить обсуждение чувств Сергея Ростоцкого, — прервал я.
— Да, вы правы… Не судите меня строго, я никогда не скрывал своих пороков. Пусть прозвучит несколько странно, но это делает мне честь. Взгляните на ханжу Типанского. Вот уж кто поистине недостойно обращается со знатными дамами, добиваясь их благосклонности под видом целомудренной дружбы, а сам в это время развлекается с самыми распутными куртизанками Петербурга.
Насколько я был далек от светских сплетен, но подобное мнение о Типанском мне слышать довелось. Бедняжка мадемуазель Адель, доводы Ольги тут бесполезны, остается только понадеяться на настойчивость Стахова.
— Да-да, Типанский, — задумчиво произнес Бобровский, — он весьма рьяно соперничал со мною за внимание Коко. Но он пытался сохранить свои порывы в тайне, а я честно не скрывал своих намерений. Мерзкое ханжество, не так ли?
На сей раз я был согласен с собеседником.
— Вы правы, — ответил я, — ханжество…
— Жаль наивных дам и барышень, — вздохнул Бобровский, — ведь любую правду о Типанском они назовут клеветою… Слыхал, Стахов здорово напугал нашего друга. Сгораю от любопытства, чем закончиться эта шутка. Вдруг и вправду Типанский прикажет долго жить? Последнее время я стал серьезнее относится к мистическим явлениям…
— Разумно, — кратко ответил я.
Далее Бобровский попытался расположить меня к дружеской отвлеченной беседе, но найти общих тем нам не удалось. Вскоре я простился с ним.
Не было никаких оснований верить словам Бобровского относительно чувств к Климентине. Однако его опровержение версии самоубийства Коко прозвучали вполне правдоподобно. Молодая особа такого характера не стала бы печалиться о разлуке со столь ничтожным человеком. Хотя любовь иногда способна затмить даже самый расчетливый рассудок.
Например, мадемуазель Адель… Типанский добивался расположения Коко? Разумеется, у Бобровского были причины бросить подозрение на Типанского. Но не думаю, что это клевета. Впрочем, слухи легко проверить.