Видимо, речь моя оказалась слишком пространна. Евгений успел прийти в себя и даже обзавестись сомнениями. Зря я дала ему опомниться.
— Соня, опять ты за, свое? — спросил он. — Ну сколько можно выкручиваться? Я устал. Оставь меня в покое. Дай мне жить.
— А кто тебе не дает, кто не дает? — глупо хихикая, спросила я. — Только Алиска действительно умирает непонятно от чего.
— У нее есть Герман, — напомнил Евгений.
— Герман в командировке, — укоризненно сказала я. — Ты бы бросил своего Серегу, если бы он нуждался в помощи?
Затронув святое, я, как ни странно, выиграла. Евгений сначала вызверился. Закричал: «Серегу не трожь!», но одумался и сказал:
— Ладно, проехали. Я тоже немного не прав. Нужно было дождаться конца вашей болтовни. Но, Соня, честное слово, порой ты бываешь…
— Невозможной, — подсказала я, не веря своим ушам.
«Господи, — подумала я, — за что ты мне, грешной, такое счастье посылаешь? Голову на отсечение дам, Женька настроен на мир. Думаю, Юлька его уже достала. Видимо, и в самом деле все познается в сравнении. Ничего, после Юльки он еще и не так оценит меня! После Юльки он будет носить меня на руках похлеще, чем Герман Алиску!»
— Да, — согласился со мной Евгений, — Тамарка права, ты действительно невозможная, но я поделать с собой ничего не могу, люблю тебя, дуру, и все.
«Как милы наши мужчины, — замирая от счастья, подумала я, — даже признаваясь в любви, они норовят нагрубить. Это все от излишней стеснительности. Застенчивые до грубости».
— Я тоже, дура, тебя люблю, — призналась я, и этим же вечером Евгений был у меня.
На этот раз я развернулась по полной программе. Не буду описывать подробно. Скажу только: прическа, платье, туфли — просто блеск!
Я и Евгений сидели при свечах в гостиной, слушали англоязычные песни, пили французское вино, закусывали швейцарским сыром и вспоминали первые дни нашей любви. Оба сгорали от страсти и бросали красноречивые взгляды в сторону спальни. И оба героически держали себя в руках, не желая обнаруживать запредельную степень чувств. Я из понятных соображений: из женской гордости, нечего ему думать, что я от него без ума. А по какой причине сдерживался Евгений — понятия не имею. Думаю, из вредности и глупого упрямства, присущего всем мужчинам без исключения.
Наконец Евгений сдался, покинул кресло, обнял меня, страстно выдохнул:
— Соня, я так соскучился…
И в этот значительный момент раздался телефонный звонок. Памятуя о подозрительности Евгения, я трубку сняла, настраиваясь на разговор, но разговора не состоялось.
— Соня, — пролепетала Алиса, — я умираю. Если в чем виновата перед тобой, прости, прости…