– Ты вот что, милок. Ежели кто тебя увидит, говори – из Смоленска, племянник, мол. Документы-то хоть имеются?
– Никаких.
– Плохо. Полицаи либо немцы заграбастать могут. Тогда днем сиди в избе.
– Хозяйка, мне бы лопату небольшую.
– Есть такая. Наши при отступлении бросили или потеряли. Я подобрала – чего добру пропадать?
Пелагея Лукьяновна вышла и вскоре вернулась с саперной лопаткой, да еще в чехле – брезентовом, солдатском.
– Вернешь потом.
– Непременно.
– Рыть-то чего собрался?
– Сказать не могу, а врать не хочу.
– Как знаешь.
До сумерек Саша расспрашивал хозяйку – много ли немцев в селе, какие порядки и что народ делает. Пелагея Лукьяновна отвечала степенно, с деталями. Несмотря на возраст, она не утратила памяти и живости ума, чем часто грешат старики. Да и поговорить хотелось, поскольку жила одна.
Заговорили о полицаях.
– Как немцы пришли да порядок свой устанавливать стали, много гнилья и накипи появилось. Бесчинствуют, у людей вещички, что поценнее, отбирают, девок сильничают. Особенно один из пришлых лютует, шрам у него на лице – по лбу идет и по левой щеке. Народ ему кличку дал, как псу цепному – Резаный. Ой, сколько народу этот душегуб извел! Семью еврейскую самолично расстрелял за околицей, семью комиссара немцам выдал. Сам в их доме сейчас проживает. Что ни день – пьянки-гулянки. И никакой управы на него нет.
– Найдется. А где он живет?
– Шестой дом от меня, по правую руку.
– А комендантский час в селе есть?
– Что? А, слыхала. После шести вечера никому на улицу выходить нельзя, за ослушание – расстрел. У немцев вообще один вид наказания.
– Я сейчас уйду, вернусь завтра поздно вечером.
– Я дверь запирать не буду.
Саша из сеней забрался на чердак, оставил там автомат, «сидор» и ремень с кобурой. Пистолет сунул в карман брюк, а нож в чехле – во внутренний карман телогрейки. Долго вертел саперную лопатку, думал – куда ее прибрать, чтобы не была видна. Потом сунул черенком за пояс. Надел телогрейку, застегнул. Непорядок – на голове нет ничего, не наденет же он пилотку.
– Пелагея Лукьяновна, у вас шапки не найдется?
– Заячья, дедова еще.
Хозяйка достала из сундука провонявшую нафталином изрядно потертую шапку. Саша надел ее и чихнул – запах был прямо убийственно сильным. Но в пожелтевшем зеркале он выглядел деревенским парнем. Лицо похудевшее, бородой обросло. Давненько он не видел своего отражения. На вид – старше стал, лет на пять.
Ну, пора идти. На улицу выходить не хотелось – расслабился за сутки.
Александр взялся за дверную ручку и вдруг вспомнил:
– А мешка небольшого у вас не найдется?