– Оттуда и кресты у стены?
– Ну да. Всяк, кому это место укрытие дарует, так делает. Священник, ну, из партизан который, тоже о таком вспоминал – что старые кресты у избушки видел.
– Чудны дела твои, Господи! Эх, знать бы еще – кто тут жил, кто в могиле этой…
– Да, знаете, тоже есть версия. Это я так сейчас понимаю. Был во время оно в столице империи Российской один блестящий, как тогда говаривали, офицер. Как бы не из гвардейских, да не суть важно. Вояка был лихой – пулям не кланялся, в Японскую войну геройствовал так, что самим государем императором был отмечен. Грудь в крестах, а голова, как говорится… Забубенная у него головушка была. Кутежи, романы, попойки офицерские…
– Ну, это уж как положено!
– Ага, положено, положено. Только до предела определенного. А он тот предел перешел. Что там уж вышло, никто теперь не упомнит, только закончились его гулянки дуэлью – и как бы не с лучшим другом. Он-то в поединке победил, а друга – на погост свезли. Вот тут и надломилось в нем что-то. То ли прозрение пришло, то ли разум проснулся. А, скорее всего, дал Господь последний шанс покаяться да в разум прийти. И вроде бы откровение ему было. О том, что впереди грядет – война великая, смута братоубийственная, кровь и огонь по всей русской земле. А еще – о том, что если дальше службу продолжит, то в дни страшной смуты, что настанут, с родным братом в бою встретится и руку на него поднимет. И жизни лишит… Вот тогда и проняло его окончательно. Ушел в отставку, все что имел, раздал на церкви и монастыри – и сгинул. Доподлинно известно, что ни в одной обители постриг он не принимал. Никто так и не узнал, куда он делся – думали, что исчез без следа. А я вот теперь думаю, что здесь он свои грехи отмолил, здесь и вечный покой обрел. И как дар Божий дана ему и месту этому сила спасать и укрывать от врагов воинов православных.
– Ну а как звали то его?!
– Да вот представь себе – не сохранилось имени. Ни в книгах, ни в рассказах. Наверняка неспроста это. Мыслю, сам он так хотел, так и Господь управил. Так что поблагодарим Господа, поклонимся могиле верного воина его в последний раз – и в путь отправимся.
…На крыльцо монастырского храма Алексей не вышел даже, а вылетел пулей. Уж насколько он считал свои нервы если не стальными, то, во всяком случае, не из кисеи сделанными, а вот поди ж ты… Проняло, да так проняло, что руки ходуном ходили. Впервые за все время, проведенное в Братстве, нестерпимо захотелось вдруг затянуться сигаретой. Много, ох и много чего довелось повидать Леша за этот неполный год. В том числе и такого, о чем он еще не так давно и понятия не имел. И все больше – не белого и пушистого, а жуткого, злобного, с когтями, клыками и рогами. И все-таки…