«Сейчас эта курица меня порвет…» – мысль почему-то была отрешенно-спокойной. Потому, наверное, что сознание норовило уже скатиться в спасительную черноту, убегая от разливающейся по телу океанскими волнами невыразимой боли. Алексей попытался пырнуть лапу кинжалом, но тот лишь скользнул по ороговевшей коже.
И в этот самый момент коготь другой лапы, с легкостью рассекший и одежду, и кожу, зацепился за серебряную цепь с нательным крестом. Взвыв от причиненной этим прикосновением боли, чудовище задергалось – и этой секундной заминки Алексею хватило, чтобы, намертво вцепившись в лапищу, рвануться вперед и вверх, выбрасывая перед собой руку с кинжалом. Серебряный клинок по рукоять вошел между грудей женщины-птицы, а Алексей, растратив остаток сил, упал в траву, истекая кровью.
Удар этот стал последней каплей. Трансформация дала окончательный сбой, и прекрасный некогда лик превратился в гротескную образину – с одним глазом, полопавшейся кожей и съехавшим чуть ли не на затылок беззубым ртом. Этот воплощенный кошмар, распластавшись по земле, тем не менее еще пытался ползти к чудом остающемуся в сознании Алексею. И даже что-то шипеть при этом.
– Сейчас… Сейчас-с-с… Я подарю тебе свой поцелуй, поцелуй смерти…
– Не надо мне таких поцелуев. Меня сейчас и так вырвет! – Мысли, как видно, уже последние, текли совсем вяло. И так же вяло немеющая рука шарила по траве, ища кинжал, намертво засевший в том, что сейчас ползло к нему, неумолимо приближаясь сантиметр за сантиметром.
– Вж-ж-ж-их! – взмах серебряного меча снес уродливую голову с остатками рыже-черно-светлых волос с корявых плеч и отправил в полет по полю. Серебряные клинки пригвоздили продолжавшие корчиться останки к земле. А Алексей увидел склоненное над ним лицо отца Михаила.
– Живой? Держись, Алешенька, держись!
– Да что мне сделается?! – Алексей хотел ответить батюшке именно так, как положено лихому воину, но губы почему-то уже совершенно не желали слушаться. Потерять сознание он позволил себе, лишь услышав раздавшийся от дерева крик Георгия:
– Нашел! Живой ребенок, жи-и-ивой!
Алексей закрыл глаза с улыбкой.
* * *
…Белый сводчатый потолок. Неяркий, зимний свет в небольшой, чистенькой комнате. Запахи лекарств, ладана, горящего воска и елея. Временами пробивающийся сквозь них свежий морозный воздух, тянущий из приоткрытой форточки узкого окна. Алексей, вот уже несколько минут лежавший в постели с открытыми глазами, всеми своими чувствами впитывал окружающий его кусочек мира, в который он снова возвращался…
Сколько же он провалялся? Возвращение в монастырь Братства с поля боя, едва не ставшего для него последним, он практически не помнил. Тело рвала боль от ран, затуманивая рассудок. Потом вроде бы стало лучше – но ненадолго. Начавшие было затягиваться чудовищные «борозды», оставленные на его груди когтями, вдруг снова раскрылись, закровоточили. По всему телу стало расползаться зловещее воспаление, схожее с заражением крови, температура взлетела до совершенно ненормальной высоты, начались припадки, в которых его корчило и трясло, словно в какой-то небывалой лихорадке.