– Так значит, ты пока не определилась? Странно. Мне отчего-то казалось, что ты влюбишься без памяти в какого-нибудь необыкновенного красавца с доходом не меньше сорока тысяч фунтов в год после первого же бала. У тебя пруд пруди поклонников. И число их растет день ото дня. Но тебе, кажется, никто из них не пришелся по сердцу.
– Дай мне время, Дженнифер. Я найду себе жениха не хуже, чем Ла… лорд Керзи.
– Или граф Торнхилл, – сказала Дженнифер и покраснела. Опустив на колени другую щеку, она, полуотвернувшись от Саманты, добавила:
– Я имею в виду внешность.
Если бы только у этого Торнхилла не была такая ужасная репутация, вновь задумалась о своем Саманта. И если бы не было обручения. Кажется, Дженни ему нравится не меньше, чем он ей. Она же была с ним несколько раз наедине. Если бы Лайонел был свободен. Если бы только… Но пора было возвращаться к реальности.
– Вчера в «Олмаке» его не было. Не знаю, придет ли он на бал сегодня.
– Надеюсь, нет, – отрезала Дженнифер. – Знаешь ли, то, что о нем сообщила эта дурочка Клодия Симонс, – правда! Он действительно убежал с мачехой. Она была в положении, Сэм. А потом он бросил ее и ребенка в чужой стране. Можешь представить, он вернулся в Англию без них!
– Он… с женой собственного отца? – В голосе Саманты звучал неподдельный ужас. – О, Дженни, мы с тобой раскусили его тогда. Помнишь, мы назвали его Люцифером? Он и вправду сам дьявол, не так ли?
– Хотя, когда с ним разговариваешь, ничего дьявольского в нем не заметно, – сказала Дженнифер. – Он кажется приветливым и милым. Но ведь дьявол на то и дьявол, чтобы казаться праведником? Впрочем, я не хочу о нем говорить, Сэм. Сегодня будут вальсы, и я хочу танцевать с лордом Керзи и чувствовать его руку у себя на талии. Я хочу танцевать только с ним, танцевать целый час, без передышки. – Дженнифер закрыла глаза. – Я дождаться не могу вечера.
Саманте казалось, будто к ногам ее привязали чугунные гири и на спину взвалили мешок неимоверной тяжести. Она чувствовала это физически. «Лайонел, – мечтала она, – как я хочу танцевать с тобой сегодня!»
Внезапно Саманта возненавидела свою кузину. А затем и себя. А затем Лайонела. Если он испытывал к ней чувства – а Саманта не сомневалась, что так оно и было, – как мог он планировать брак с Дженни? Но он сам стал невинной жертвой уговора, совершенного пять лет назад, когда ему было всего двадцать лет.
Только Дженни могла разорвать эту помолвку. Но даже для нее этот шаг был бы весьма рискован. Ее отказ, несомненно, вызвал бы скандал, но для него это было бы равносильно подписанию приговора. Ни один порядочный джентльмен не нарушает такого рода обещаний. Но Дженни ни к чему разрывать помолвку. Она никогда не пойдет на это, если только… если только она не почувствует, что любит другого.