Сердце опять тоскливо и как-то гадко потянуло, стоило вспомнить «эту». Упрямо сжатые губы, ненависть в безобразно черных глазах, ядовито-наглые слова… Почему двуногая никак не поймет, что надо покориться? Ей-то куда хуже, чем Алестару.
Санлия лежала в его объятиях, покорная, нежная, податливая, готовая в любой момент раскрыться, как цветок анемона, потянуться навстречу руками, губами, всем телом. И с ней было легко и правильно, как и должно быть двоим на ложе. Вот сейчас стоит повернуться, наклониться вниз, поцеловать упругие, радостно отвечающие губы – и все будет, как раньше…
Алестар вздохнул, мягко отстраняя наложницу. Улыбнулся в вопросительно распахнутые глаза, легко и быстро поцеловал.
– Сан, мне в город надо. Я ведь вчера так и не поговорил с тем целителем.
Оттолкнувшись от ложа, он бросил, на ходу повязывая пояс:
– Если отец вернется или пришлет известие, отправь кого-нибудь, пусть меня найдут.
– Вы даже не позавтракаете, мой принц? – вскинулась Санлия. – Позвольте, я принесу что-нибудь…
– Некогда, – бросил Алестар, но сразу же заколебался.
Если целителя не окажется дома, кто знает, сколько его придется ждать или где искать. А поесть в городе… Акалантцы любят своего принца, любят настолько, что изъяви он только желание что-то отведать, в любой харчевне хозяин кинется накрывать роскошный стол на дюжину едоков, а на рынке примутся уговаривать попробовать то и это, и желать здоровья, и благодарить за честь, и денег никто не возьмет ни монетки, а будут кланяться и умолять снова осчастливить посещением… Нет уж. Это в детстве они с Кассией сбегали от воспитателей и возвращались с рынка, налопавшись всяких вкусностей так, что потом и на еду смотреть не могли, да еще с собой притаскивали, оделяя слуг и товарищей по играм. А теперь даже думать не хочется, чтобы снова плыть по тем же рядам и галереям, отвечая на приветствия и вопросы, когда же Акаланте сможет поздравить его высочество со счастливым браком. Слава глубинным богам, что еще о двуногой в городе не знают…
– Потом, – сказал он хмуро, понимая, что только что испортил себе настроение, и так с утра далеко не жемчужное. – Вернусь – пообедаем вместе.
Подхватив кувшинчик с недопитой тинкалой, он в несколько глотков осушил его, поморщившись от приторной сладости и перебора специй. Ничего, зато до обеда не проголодается.
– Счастливого пути, мой принц, – тихо сказала Санлия, низко склоняя голову и оставаясь так, пока Алестар не выплыл из комнаты.
Дару и Кари привычно пристроились рядом, стоило Алестару оказаться в коридоре. Смотрели хмуро, особенно Дару, но рта не открывали – и на том спасибо. И вообще, не им судить, как и что он делает и чем занимается. Охрана – вот и пусть охраняют, бездельники. Алестар поплыл к ближнему выходу из дворца, стремительно раздражаясь на неудачное утро. Сначала эта белобрысая дурочка со своей паршивой тинкалой, потом Санлия… Она, конечно, славная, но вечно прячет грусть, и Алестар ничем не может помочь, а чувствовать себя виноватым надоело. Еще целитель этот… Если и сегодня не удастся до него добраться, надо накрутить хвост Ираталю, чтобы раздобыл неуловимого жреца и приволок прямо во дворец. А может, попросить об этом верховного? Все равно к нему плыть. Надо же узнать, скоро ли он получит зелье, которое освободит от двуногого наказания.