Непонятно он это говорил: ровно, но будто через силу, словно ему отчаянно не хотелось вообще разговаривать с Алестаром. Это было неправильно и странно, но Алестар уже не мог рассуждать спокойно. Злая горькая муть, весь день колыхавшаяся внутри, плескалась через край, и даже во рту было по-настоящему горько. Голова заболела, словно ее стянул обруч, в висках били горячие болезненные молоточки.
– Пока отца нет, – с трудом сдерживаясь, сказал Алестар, – вы подчиняетесь мне.
– Если это не противоречит приказам его величества, – бесстрастно отозвался Дару. – Прошу прощения…
Он даже голову склонил, изображая, будто в самом деле сожалеет. Лицемер проклятый! Все они лицемеры! На словах любовь и покорность, а как доходит до дела, приказ наследника значит меньше ломаной ракушки!
Несколько мгновений Алестар смотрел на обоих охранников, с отчаянным бессилием понимая, что настаивать бесполезно. Указание отца они не нарушат. И наказывать не за что – выполняют приказ! Вот же… салту безмозглые!
– Когда отец вернется, мы уточним ваши обязанности, – прошипел он. – И обещаю, вы об этом еще пожалеете.
Вскинув голову, Алестар круто развернул салту, плеснув своим хвостом так, что едва не смазал Кари по лицу. Тот бесстрастно уклонился, снова ничего не сказав. Трусливый болван, вечно за старшего брата прячется. Хотя кто их разберет, кто из них старший… Ладно, это обещание – насчет пожалеть – он сдержит с лихвой. Всего-то и надо влезть во что-нибудь такое, чтоб на нем хоть пара царапин осталась, а потом сказать отцу, что от близнецов никакого толка. И пусть склады с ракушками охраняют!
Плывя назад, Алестар едва не плакал. Да, он сам виноват, что не узнал имя, но нельзя же так. Он ведь хочет, как лучше: найти убийцу Кассии, выяснить, что происходит… А ему все мешают!
В храм уже не хотелось и заплывать. Да, он обещал Санлии поговорить с верховным, но один день ничего не решает, а в таком состоянии ему не то что разговаривать – думать не хочется ни о чем, кроме как добраться до своих покоев и…
Дальше мысли о том, чего ему хочется, никак не шли. Алестар стремглав пролетел рынок, уже не отвечая никому и стиснув зубы, чтобы не рявкнуть грубость. Домой! К себе в покои! И позвать Санлию, пусть разомнет плечи, как только она умеет, спустится поцелуями по груди и животу, разнежит умелыми губами – может, тогда утихнет горячая боль, давящая голову и грудь, ломающая тело до кончика хвоста.
Проплывая под аркой внутреннего двора, он почти успокоился, предвкушая, что вот сейчас опустится в горячую воду и велит принести не тинкалы, а земного вина покрепче…