Оборотень (Цмыг) - страница 10

Полковник безо всяких высоких слов, всегда наличествующих в данный момент, как–то даже виновато сунул белорусу в руки коробочку с орденом, и корочки к нему. Потом он подписал бумагу о неразглашении тайны. Да и что разглашать? Кто поверит единственному оставшемуся в живых свидетелю, что у них бывало много круче, чем в американских боевиках с придуманными сценариями и сюжетом.

Полковник на прощанье оставил свой домашний московский телефон. Видать, неплохой мужик.

* * *

Кончилась запись, отрешившись от горьких и тяжёлых воспоминаний, учитель сказал:

— Больше ничему тебя не могу научить, ищи мастера поизощреннее меня. Но ты уже вполне тянешь на черный пояс дана второй степени. Прощай, браток, и крепко помни, миром правят подлецы, присыпанные золотой пыльцой власти, отчего все видят только сияние этой власти. Другие на дне, их преследуют, как крыс или тараканов, остальные лишь дерьмо тех или других. — Вперив тяжелый взгляд в мальчика, он лукаво вдруг подмигнул. — Я знаю, зачем тебе нужны были мои уроки…

Кроме бабушки, которая его воспитала, Сашка ни к кому так не был привязан. И от слов учителя у него стало тяжело на душе… Свою мать, голубоглазую красавицу, не умевшую как надо распорядиться своей редкой красотой, сменившей несколько мужей, он редко видел. Когда появилась возможность выезжать за границу, мать навсегда покинула родину. Писем и звонков от нее не было. Бабка, похоронив деда, продала дом в колхозе, и перебралась в квартиру дочери. Деньги за проданный дом положила на сберкнижку. Теперь же перед сном, перекрестившись на старинную икону, она просила Бога наказать этого проклятого «хомяка», отобравшего у нее надежду на спокойную старость. Чтоб родимчик хватил этого плешивого тимуровца! Потом она проклинала свою беспутную дочь, спихнувшую на её руки внука с перебитым хребтом. Вскоре слышался храп. Проклятия, слезы и молитвы для нее были, как снотворное.

Бабка не могла жить без земли. Руки её просто не находили себе места, если не копались в ней, рыхля, удобряя навозом. На окраине города, возле горбольницы, за три грядки она подрядилась охранять дачу одной семейной пары–челноков. Весну, лето, и половину осени бабка пропадала на природе, домой принося свежие овощи.

К Александру почти каждый день приходила медичка Лариса. Только ей одной, сидя в коляске, он открывал дверь. Бездна одиночества вынудила его найти попутчика в самом себе. Он настолько отдалился от людей, что уже не надеялся к ним вернуться, если б не эта тридцатилетняя девушка с лошадиным, веснушчатым лицом и добрыми, как у коровы, глазами.