Оборотень (Цмыг) - страница 29

— Ишь ты! — присвистнула женщина. — И всё–то вы знаете, наверное, на вышке с «винтом» (автоматом) торчали…

У неё проклюнулась надежда… На несколько сантиметров она придвинулась ближе. По дорожке прошёл господин, костюм точно влитой сидел на холеном, упитанном теле. Возле его бедра лоснящийся огромный дог надменно, важно переступал большими лапами. Пёс и хозяин были очень похожи друг на друга.

— На котлеты бы его! — злобно бросила в берете. Александр не понял, кого на котлеты — хозяина или собаку?

— Хочешь выпить?

Он отметил мгновенную перемену выражения ее лица… Разум бомжихе сулил скорое удовольствие, чувства же подозревали подвох. Но счастье даёт лишь здравомыслие, которого она начисто была лишена. Александр для себя открыл, в мире у человека только три пути: первый — удел большинства, слишком безмозглых, чтоб превратиться в отпетых негодяев, ограничивающих свою врожденную низость столь же врожденной глупостью. Вторые — вообще круглые дураки, с болезненным упорством отрицающие свою врожденную низость, дабы практиковать добродетель. (Этих он особенно не любил.) Третьи (он принадлежал к их числу) выбрали путь здравомыслия, зная о своей низости, научились извлекать из нее выгоду. И с ее помощью возвышаться над нею и над своими более глупыми собратьями. Бабенка в красном берете принадлежала к первым…

— Не хочет кайфа только больной и младенец! — она ещё ближе придвинулась к нему.

— Магазин далеко?

— Туточки, рядом, как только выйдешь из парка! — как сеттер при запахе куропатки напряглась она.

— А что там?

— Брестский «мускат»! Хорошая вещь, дёшево и сердито!

Для Александра бормотуха, всё равно, что настой из мухомора.

— Это для тебя, а сухое вино есть?

— Да, какое–то молдавское, кислятина.

— И закусить чего–нибудь возьми, — он протянул ей деньги.

Бабенка рысью помчалась по дорожке, обесцвеченные патлы, как крылья птицы, хлопали по плечам. Александр знал, она непременно вернется, даже самые конченые уродки лелеют в душе надежду…

* * *

— И зачем эта кислятина! — оживленно тараторила бомжиха, хлопнув три бумажных стаканчика, закусив сырком. — «Мускат» намного дешевле, и все девятнадцать градусов. Желтоватые щёки разрумянились, лицо как бы разгладилось, сделавшись моложе.

После четвертого стаканчика её понесло. Какая она раньше ухоженная да пригожая была, да все паскудные людишки!.. Жизнь постылая понесла, как щепку в половодье! В то же время, подмигивая, зазывно усмехаясь, она говорила, что знает неподалеку стройку, там чисто, и не испачкаетесь…

Одиночество — удел всех людей и смягчить его можно лишь с помощью отупения, забытья или грёз. Александр избавился от него с помощью ненависти. Бомжиха спасалась при помощи алкоголя и секса. Она искала в нем хоть чуточку тепла. Но тепло нельзя передать, его можно лишь выманить изнутри. В нём же давно не теплилась ни одна искорка. Потерю чувственной радости сейчас он возмещал гордыней. Тяга к господству над другими не зависит от физических возможностей и посему легко заменяет наслаждение, пока не доступное ему вследствие травмы позвоночника.