Рожденный туманом: Тайная история (Сандерсон) - страница 15

До него не доходили никакие сведения или намеки о том, что происходит наверху. Очевидно, они не знают об Источнике. Все, что оставалось Кельсеру, − расположиться поудобнее. И ждать.

Кельсер что угодно отдал бы за карандаш и бумагу.

Чтобы что-то писать, как-то заполнить время. Собраться с мыслями и продумать план бегства.

Проходили дни, он пытался царапать заметки на стенках Источника, но это оказалось невозможно. Он пробовал выдергивать нитки из своей одежды и завязывать на них узелки, изображая слова. К сожалению, нитки исчезали вскоре после того, как он их вытаскивал, а его рубашка и штаны немедленно возвращали свой прежний вид. Во время одного из редких визитов Разлетайка объяснил, что одежда не реальная, точнее, она всего лишь продолжение духа Кельсера.

По тем же причинам он не мог использовать для письма волоски или кровь. Формально их у него тоже не было. Это крайне раздражало, но где-то на втором месяце заточения он признал для себя правду. Писать вообще было не важно. У него не было возможности писать, когда он сидел в Ямах и точно так же строил планы. Да, это были планы, рожденные воспаленным разумом, неосуществимые мечты, но отсутствие бумаги никогда его не останавливало.

Стремление писать возникло не из-за того, что нужен был план, а потому что надо было чем-то себя занять. Как-то проводить время. Этого занятия хватило на пару недель. Но когда он признал правду, у него пропал к этому интерес.

К счастью, к тому времени он уже обнаружил в своей тюрьме кое-что новое.

Шепоты.

О, слышать их он не мог. Мог ли он вообще хоть что-то «слышать»? У него не было ушей. Он был... как там сказал Разлетайка? Когнитивной тенью? Силой мысли, удерживающей его дух и защищающей от распада. Сэйз нашел бы это крайне увлекательным. Он любил подобные мистические темы.

Но все-таки Кельсер что-то ощущал. Как и раньше, Источник продолжал пульсировать, посылая во внешний мир сквозь стены тюрьмы волны призрачных биений искаженных толчков. Пульсации походили на непрекращающийся нарастающий гул. Похожее ощущение возникает, когда поджигаешь бронзу и «слышишь» действие алломантии.

Внутри каждой пульсации было... нечто. Кельсер назвал это шепотами, хотя в них заключалось больше, чем просто слова. Шепоты были насыщены звуками, ароматами, образами.

Он увидел книгу, с пятнами чернил на страницах. Людей, рассказывающих истории. Террисийца в мантии. Сэйзед?

Пульсации шептали леденящие душу слова. Герой Веков. Вестник. Мироносец. Он узнал эти термины из древних террисийских пророчеств, упомянутые в дневнике Аленди.