Ниель связывает ботинки вместе, стягивает с себя детский спасательный жилет и вешает ботинки на шею. Опускает ноги в воду и ахает.
– Ого! И почему мы не на коньках кататься сюда пришли?
– Еще неделя, и можно будет кататься, – отвечаю я, стуча зубами.
Мы оба смотрим на полоску воды футов в двадцать, которую нам предстоит переплыть.
– Хреново, – выдыхаю я.
– И не говори.
Ниель затягивает жилет на груди, перегибается через борт и соскальзывает в воду. Лодка тем временем уже почти затонула. Стараясь не уйти под ледяную воду с головой, я следую примеру Ниель – вот только жилета у меня нет.
Как только я погружаюсь в воду, воздух выходит из легких и мускулы затягиваются в узлы. Я бью ногами, выбрасываю руки над головой и плыву кролем. Совсем не чувствую, что двигаюсь, – наверное, потому, что вообще уже ничего не чувствую. Стараюсь не спускать глаз с Ниель, чтобы не проглядеть, если она вдруг начнет тонуть.
Она вытягивает руку, пытаясь ухватиться за лесенку у пирса. Я подталкиваю ее, она хватается за лесенку и подтягивается. Я держусь за перекладину, пока Ниель кое-как выбирается на пирс. Все ее тело сотрясает неудержимая дрожь.
Я выбираюсь следом за ней и часто-часто моргаю, видя, как она стягивает мокрые джинсы, под которыми у нее белые кружевные трусики. Я понимаю, зачем она это делает, но все-таки это как-то неожиданно.
Я бегу или, точнее, ковыляю к пикапу. Ниель, к счастью, оставила ключи в замке зажигания. Я вскакиваю в машину, завожу двигатель и включаю печку на полную мощность – пусть все внутри хорошенько нагреется.
Когда я возвращаюсь к Ниель, ее одежда уже валяется мокрой кучкой на досках, а она сама свернулась клубком в спальном мешке и дрожит так, что мне слышно, как у нее зубы стучат.
Даже не спрашивая ничего, я наклоняюсь и беру ее на руки вместе с мешком. Быстро, как только могу, тащу к пикапу и усаживаю на пассажирское сиденье. Бедняжка не издает ни звука, не считая тихого мычания сквозь колотящиеся зубы.
У меня уже все тело ломит и руки-ноги не гнутся, когда я бегу обратно к пирсу за ее одеждой и своим спальным мешком. Я уже как будто не в себе и думаю только о том, как бы поскорее выбраться отсюда – одно это и заставляет меня двигаться.
Кидаю одежду Ниель в кузов пикапа и тоже раздеваюсь до трусов. Мне даже теплее делается, когда я остаюсь почти голым на морозе: все лучше, чем в промокшей насквозь одежде. Закутавшись в спальный мешок, забираюсь в машину.
Ниель с головой спряталась в свой мешок. Я не вижу ее лица, но по-прежнему слышу, как она дрожит.
Нужно немножко подождать – вряд ли я смогу вести машину, когда меня так колотит; хотя если сидеть тут, все равно быстрее не согреешься. Наконец, почувствовав, что уже в состоянии действовать, я разворачиваю пикап в ту сторону, откуда мы приехали.