— Убийца — уголовник, он не из приятелей покойного, — глядя на Шутина, спокойно лгал Лева. — Преступника не было на кладбище и не может быть на поминках. — Он чувствовал, что Перов ему верит, а Шутин — нет.
— Время рассудит, — сказал Шутин и, расплескивая коньяк, молча выпил.
Сидевший рядом Перов взял Леву за плечо, повернул к себе и спросил:
— Вы его найдете?
— Куда он денется? — Лева высвободил плечо и отодвинулся. — Некуда ему деваться.
— Глупый и нахальный мальчишка, — тихо сказал Шутин и вдруг закричал: — Что же это делается? Что делается? Павел, где Павел? А? — Он встал, махнул рукой, снова сел и начал ругаться.
* * *
Лева шел по аллее, по которой пять с лишним лет назад бежали со свадьбы Ирина и Олег, Шутин и Ветров.
Никто из них не имеет отношения к преступлению, думал Лева. Они любили Ветрова, безусловно любили. Шутин знал его с детства, чуть ли не с первого класса. Но Ветров добился того, о чем мечтал Шутин. Один добился, другой нет. Они соперничали всю жизнь. Моцарт и Сальери? Лева поддел ногой камешек: «Мне надо менять профессию. Хорош, хорош, нечего сказать, сидишь у людей в доме, ешь и пьешь за одним столом, смотришь им в глаза, а закрыв за собой дверь, начинаешь рассуждать: кто же из них убийца?»
Лева сел на лавочку. Людей нельзя убивать, людей и обижать-то нельзя. Однако Ветрова убили. Кто-то выстрелил ему в спину и убил. Отнял у человека жизнь в расцвете сил, творчества, пусть не разделенной, но всегда прекрасной любви. Этот кто-то может остаться безнаказанным. Не должен. И он, Гуров, обязан найти человека, который выстрелил в спину Павлу Ветрову.
— Лева, дай сигарету. Ты хоть и не куришь, но таскаешь с собой.
Лева повернулся, рядом сидел подполковник Орлов. Лева знал, что он подполковник, а проходившие по аллее люди видели полноватого мужчину лет пятидесяти, чуть курносого, на вид простоватого. Лева дал подполковнику сигареты и зажигалку. Орлов закурил, выпустил сильную струю дыма и спросил:
— Так что девица? Как она объясняет завещание?
— Я не спрашивал, — неохотно ответил Лева.
— «Я не спрашивал», — повторил Орлов, чмокнул, затягиваясь. — Почему же?
— Мы же люди, Петр Николаевич. Нельзя все наваливать на человека в один день. Сегодня хоронили. Пусть отойдут немножко. — Лева тоже закурил, выпустил дым, кашлянул.
— Люди? — Орлов вздохнул. — Ты, Лева, человек. Твой Турилин — человек. Орлов просто профессионал. — Он курил, мусоля фильтр сигареты, размочаливая его крепкими, желтыми от никотина зубами, и причмокивал.
Орлов вообще любил казаться невоспитанным, грубоватым человеком, подчеркивая это и в словах, и в поступках. Леву раздражала его нарочитая мужиковатость. Однажды он видел Орлова в кабинете большого начальства. Там даже простой костюм сидел на подполковнике изящно, безукоризненно был повязан галстук под белоснежным воротничком. Объяснялся он в том кабинете четкими округлыми фразами, курил не чмокая и уж, конечно, не шмыгал носом.