— Опять скажи. Опять я должна и решать, и говорить тебе, и… и неужели ты не понимаешь, не чувствуешь ничего? Ты что, совсем бесчувственный?
Этого удара он не выдержал. Не может, не должна Женя так говорить, такими словами.
— Нет, Женя, не говори так, не надо.
— Не надо? А что, что мне делать, чтоб ты понял, почувствовал? Я же… я же живой человек, я не могу, не хочу так больше. Не хочу, понимаешь?
— Ты… — Эркин, забыв обо всём, встал на колени, откинув одеяло, — ты гонишь меня? Женя? Я должен уйти? Женя?! — и совсем тихо, чувствуя, как по щекам текут слёзы, — Я надоел тебе? Женя? Женя, ну, ну, скажи мне…
Она молчала. Эркин устало, по-рабски, сел на пятки. Сколько раз он вот так сидел, вымаливая прощения, а виноват ни разу не был, а сейчас… сейчас что. Слово Жени — закон для него. Клятва есть клятва. Он всхлипнул, вытер лицо ладонями.
— Женя, раз так, я уйду. Ты не думай, прямо сейчас уйду…
— Голым? — ядовито спросила Женя.
— Как ты скажешь, — растерянно ответил он.
— Дурак! — Женя всхлипнула и рассмеялась сразу. — А если я тебе скажу в окно прыгать? Прыгнешь?
— Да, — сразу ответил он. — Женя для тебя я на всё готов, Женя, я всё сделаю.
Рука Жени вдруг легла на его колено, погладила. И от этого прикосновения его обдало сразу и жаром и холодом.
— Дурак, — уже другим тоном сказала Женя. — Какой же ты дурак.
— Ага, — готовно согласился он, осторожно зажимая ладонь Жени коленями.
— Тебе же холодно, ложись.
Он тут же послушно вытянулся на постели. Женя стал его укрывать, натягивать на него одеяло. Её тело было рядом, мучительно рядом, её запах окутывал его. И он не выдержал.
— Женя, прости меня, прости, я всё знаю, всё понимаю, — бормотал он. — Прости, но я не могу больше, Женя, я осторожно, я чуть-чуть, ну, совсем немного, Женя, Женя, ну, пожалуйста, ну, позволь мне, я буду осторожен, Женя, прости, только не сердись на меня, не гони меня, я… я хоть полежу так, рядом, Женя, ну, пожалуйста…
А его руки быстрыми мягкими движениями скользили по телу Жени, забирались под рубашку, касались её спины, груди, живота…
— Дурак, дурак мой, дурачок, — шептала Женя, так же гладя его голову, плечи и спину.
Он снял с неё рубашку, отбросил. Лёжа на боку, обнял и прижал к себе Женю, ощутил её всем телом. Руки Жени обвились вокруг его шеи, её губы коснулись его лица. И он не слышит, а кожей ощущает её слова.
— Дурак, дурачок, ну, чего ты ждал, сам мучился, меня мучил, Эркин, ну, что же ты, Эркин…
— Женя… Женя… — повторял он, с ужасом чувствуя, что не может и не хочет остановиться, не может распустить напрягшиеся помимо его воли мышцы. — Женя, прости меня… ты… ты пустишь меня? Можно, Женя?