Потом, сразу же, быстро к себе в купе проводников! Заскочила и, перекинув задвижку на двери, трясущимися пальцами открыла ее….
Какие–то лекарства заграничные, платочек с запахом, ой, не будем спорить, и бабки! Скомканные и затолканные наспех. Много! Тысячи!
Точно! Жена олигарха! Бабок–то сколько? Тысячи!
Потом подняла лицо и удерживая в руках раскрытую сумочку заматерилась.
— Везет же б……ам! Тут вкалываешь, вкалываешь, а этим…. Нет, она точно его баба! И, видимо, сбежала. Да, точно ведь! Как же это я сразу не догадалась? Потому что у всех багаж, а эта с сумочкой какой–то дамской…
У нее зачесались руки, но…
А если ее ищут и ее муж разыщет? А если они узнают, что я ее сумочку стырила?
— Бр–р–р! Только не это! У нее еще дочки, девочки, и она их должна в люди вывести.
Нет, боже упаси! Голову открутят и выбросят на ходу. Нет! Лучше я эту сумочку у себя придержу, а как она проснется, то я ей:
— А вот и пропажа ваша нашлась в целости и сохранности!
И обязательно надо будет так сказать при всех, чтобы потом эти суки подумали, что вот она какая, их проводница! А то, как что, так проводник! Вот так я и сделаю! Вот я голова, какая умная! Недаром моя доченька в институт поступила столичный, вся в мать!
И очень собой довольная, сунула ее сумочку к своим вещами. Потом причесалась перед зеркалом, уважительно себя разглядывая, и вышла.
Потом закрутилась. Сначала ругалась с мамашей какой–то, по поводу, что дует от окна. Потом ее бригадир вызвал, и она на своего напарника переложила все полномочия. Потом.… Потом, сидя в бригадирском купе с рюмочкой чая по случаю.… Ах, был бы повод! И проболталась Нинке, своей подружке по ремеслу! Не удержалась, хотя клятву себе дала молчать! Не смогла в себе скрыть такой случай и не рассказать!
Потом они под предлогом, ну вы поняли чего, к ней в вагон и, расталкивая чьи–то ноги, подошли к той загадочной пассажирке.
— Она?
— Да, кажется она?
— А почему, кажется? Ты же ее билет в букваре оставила, надо было его с собой….
Стояли и, толкаясь от сотрясения вагона, нагло и бесцеремонно рассуждали, разглядывая лицо пассажирки при тусклом свете верхнего светильника.
— Постой, Ниночка! А что это у нее рот открыт, и она не дышит!
— Что? Что ты болтаешь, дура!
— Нет, нет! А ну — ка, я ее… Дамочка? Дамочка? А ну — ка, билетик свой…
— Мамочки родненькая, да она….
— Что?
— Дышит, но без памяти! Нинка, давай срочно к бригадиру! Надо снимать ее, пока не сдохла!
Потом обернулась, и уже на окружающих их пассажиров.
— Ну, что вы вылупились? Что? Ехайте себе и не суйте свой нос!
А потом к самому уху Нинки и шепотом, толкаясь от сотрясения вагона на стыках.