— Ну, не знаю, сиськи ему надуйте, губки, вы же умеете… Ну еще прическу, что–то из пластики лица…. Что, я сам должен из него пидар….делать? А вы для чего, для чего я вам такие бабки плачу? Сделайте мне из него пид…ра, да такого….Что? Кого ты сказал, а ну повтори, чудило? Как ты сказал, андрогин? Это кто, он? Ах, ты его таким сделаешь? Ну, давайте уже.… А, впрочем, постой. Нет, чудило, ты иди. А ты, Уголек, останься! Должен же я свое право первой брачной ночи….
А потом Борька все, как в кошмарном сне. Плохо соображая, потому что ему Вагончик предложил выпить чего–то, а потом… Долго потом у него в ушах все звучало, это его полоумное…
— Посадил дед репку! Сиди, не дергайся! И выросла репка… большая, пребольшая!
При всем ужасе своего положения, сидя к нему спиной он вдруг почувствовал, что руки Вагончика так подействовали, что не репка, а у него стала неожиданно, под умелыми руками Вагончика, вместе с подталкиванием его бедер, расти морковка!
Какова цена любви? Жизнь? Он и хотел ее отдать, но только его сдерживало то, что с его уходом из жизни, потом не он, а она должна была, с этими полоумными и жестокими циниками как–то выстраивать свои отношения и отдавать им, и отдавать…
Примерно через месяц, если бы кто его встретил из знакомых, то не признал бы в высокой, худощавой и сексапильной, прекрасно разодетой даме с красивой копной не крашенных, а своих естественных волос, что так красиво вышагивала рядом, под ручку с каким–то иностранцем, никогда бы не признал в ней — Борьку. А почему? Потому что для всех, Гений вдруг сразу же после окончания училища уехал работать за границу, и ему завидовали. А для Элен он уехал, так и не сказав напоследок куда, но говорил, что не дольше полугода, страшно смущаясь и краснея оттого, что его грудь все еще была замотана бинтами, повязками и болела, когда он к ней прижимался в поцелуе.
А Элен, уже не могла сдерживаться и со слезами на глазах просила его не быть таким жестоким и открыться. И сказать ей, куда он, если в самом деле, все стремится уехать? Любящим сердцем она чувствовала, обливаясь слезами, что он скрывает от нее что–то важное, не высказанное.… И, уже целуясь с ним, почувствовала его необыкновенное умение так ее целовать… Нежно, очень чувственно, будто бы она получала поцелуи от молодой девушки, словно от женщины.… И это ее напугало!
После его отъезда, она вдруг узнала, что вся ее злополучная эпопея закончилось внезапно и сразу. Не поверила и пришла к тому самому заместителю начальника треста.
Тот встретил ее радостно в своем кабинете и даже вышел из–за стола, подлец! Как успела отметить она про себя. Угостил кофе и чуть ли не лез к ней с объятиями, извиняясь, что погорячился с приказом о ее отстранении.