— Бз–бз–бз-бз! — Опять, все настойчивей гудит телефонный вызов.
Делать нечего, надо отвечать, ведь я же на посту, сижу на вышке и нахожусь в карауле.
— Караульный, старший матрос…
— Очень приятно, старший матрос, такой–то. — Называют мою фамилию.
— Догадайся, кто тебе звонит? — Опять этот довольно приятный женский голос.
Я пытаюсь что–то ответить, но опять, меня прерывает этот мягкий и призывный женский смех. — Ха–ха–ха! — И опять тишина.
Начинаю злиться. Ну, что ей надо? Смутно ощущаю какое- то манящее волнение. Согласитесь, ведь не часто же вам звонят женщины. И главное, какие? Кто же это? Пытаюсь ответить себе на вопрос, и потом, откуда знают мою фамилию?
Третий звонок. Вызов длится бесконечно долго, так как я решаю, что не буду брать трубку и отвечать, но потом, спохватываюсь. А ведь могут звонить из штаба части. Поэтому снимаю трубку, но долго молчу.
— Ну и что? Долго будем молчать, красавчик? — Ага! Трубку уже не кладут, значит, все–таки надо со мной поговорить. Но кто, же это?
Даже не пытаюсь узнать, потому что просто некому мне звонить, нет у меня никаких знакомых женщин в части, если не считать сверхсрочницу Наташку. А она звонить мне не будет, потому, что накануне я на нее наорал и прогнал. И сам не понял, зачем я так с ней.
Ведь она же ко мне пришла, сама, одна, и не побоялась приехать поздно, потом одной идти по пустынной дороге среди темной степи. Если бы, не ее голос, то я бы ее так и не узнал. Она меня позвала тихо, но я услышал.
— Жора, Жорочка! Это я!
— Наташка? Что ты здесь делаешь? Ты зачем пришла? — Все это говорю на ходу, пока открываю засов на воротах и, оттянув на себя тяжелую створку, пропускаю ее. Пока вожусь с воротами, у меня в голове просто какая–то каша от мыслей. Она стоит и молчит, оборачиваюсь.
— Ты зачем пришла? Тебе, что, делать нечего? — Говорю ей, пока отвожу ее в сторону из–под светлого пятна прожектора, что освещает площадку перед воротами.
Хоть и говорю намеренно грубо, но я ей рад. Нет, ей богу, рад! Но почему–то ей не говорю об этом. Посмотрел на нее и вижу в полутьме только ее счастливые и немного стеснительные глаза.
— Ну, зачем ты приехала? Я же в карауле, разве ты не знала? Вот видишь. — И для убедительности, даже снимаю карабин с плеча.
— Ну и хорошо! Пусть. Он нам не помешает. Ведь ты же можешь целоваться и с ним.
— Наташка, что ты, в самом деле? Ну, что ты делаешь, нас же могут увидеть.
Говорю ей, но уже куда–то в ее волосы, так хорошо пахнущие шампунем, потому, что она уже прижалась, обхватила двумя руками, притиснулась ко мне так, что я уже почувствовал возбуждение. Это так приятно и потом, так неожиданно.