Хмурится, но все же отпускает.
— I want to kiss you (Я хочу поцеловать тебя), — беру его за ремень и выразительно смотрю туда, где брюкам стало тесно.
Всё ещё хмурится, но в глазах вспыхивает новый огонёк. Прикидывает, сдержу ли я обещание, будет ли всё так же плачевно, как в прошлый раз, или ожидаются спецэффекты. Понимаю его недоверие. Сама не знаю, чего от себя ожидать.
— I do all (Я сделаю все), — уверяю его.
Стоит ли описывать взгляд, которым нас провожала консультантша?
«Шикарный двухметровый мужик и невзрачная девчонка в заляпанных грязью кроссовках — что его с ней держит?» — она в полнейшем недоумении.
Фон Вейганд самым хамским образом подмигивает блондинистой стерве на прощание. Ну, нормально?
Чуть позже в такси я начинаю полировать ему мозги. Пусть не думает, что отделается легким испугом.
— Why did you talk to that woman? (Почему ты говорил с той женщиной?)
— Why ask? (Почему спрашиваешь?) — картинно удивляется он.
— Want to know (Хочузнать).
— Nein (Нет), — смеется.
Вот сволочь!
— Nein? (Нет?) — уточняю с притворной мягкостью и безапелляционно выдаю: — Nein kiss. Kein Kuß (Нет поцелуй. Никакого поцелуя).
— You will do (Ты сделаешь), — уверяет он, хлопая меня по коленке.
— Nein! (Нет!) — решительно убираю его руку.
— Much talk (Много говоришь), — вздыхает он и закрывает глаза.
— Go to sleep alone (Идиспиодин), — продолжаю эпопею. — Never talk to me. Talk to other womеn (Никогда не говори со мной. Говори с другими женщинами).
Он отвечает по-немецки, опять что-то слишком умное, чтобы я могла понять. Даже консультантша понимала, а я нет. Обидно.
— English bad. Understand bad. Speak bad (Английский плохо. Понимаю плохо. Говорю плохо), — выдаёт он под конец, молчит и прибавляет: — She ask you are who. She say you are my daughter (Онаспросилактоты. Она сказала, ты моя дочь).
— And what did you say? (И что ты сказал?) — любопытствую.
Не думаю, чтобы мы походили на папу с дочкой. У нас же ничего общего во внешности нет.
Он склоняется ниже, вид у него загадочный, создается ощущение, будто с минуты на минуту мне доверят страшную тайну.
— I die if you are my daughter (Яумру, еслитымоядочь).
Опять смеется. Вот придурок. Значит, умер бы, будь я его доченькой.
— I am bad? (Я плохая?) — вкладываю максимальную угрозу в эти слова.
— Good (Хорошая), — он берет меня за подбородок и мягко целует в губы. — Wunderschön! (Прекрасная!)
Разве тут устоять? Пускай флиртует и подмигивает, лишь бы оставался рядом. Хоть немножко «мой».
***
Глядя на множество пакетов и коробок, я подумала, что это трудно будет объяснить немецкому переводчику, когда мы поедем обратно. Как объяснить маме? Сказать, что выиграла в лотерею? Но об этом я думала недолго. Было много других, более интересных вещей для размышления. Например, Мистер Секс, устроившийся в кресле напротив.