Впрочем, не обязательно делать сказки. Тем более в лесу чертовски холодно и некуда нормально в туалет сходить. Выпили вы шампанского, съели мандаринки, свечечки потушили. А в туалет ощутимо припекло (на морозе-то!), а до черты города час езды. Вот и порушилась романтика.
Однако я бы радовалась любой мелочи. Цветам, например, хотя цветы я терпеть не могу. Господи, все равно что, лишь бы он просто был рядом сейчас.
Радость сменилась ноющей грустью, но я не торопилась закрывать окно. Сердце, полыхающее внизу, будто мое собственное. Вырвали из груди и швырнули на снег. Умирать. Чувствую, как глаза наполняются слезами. То ли холод снаружи, то ли холод внутри. Не разобрать.
— Hallo (Привет), — фон Вейганд прижимается ко мне сзади.
Вздрагиваю от неожиданности. Когда он успел вернуться, что я не заметила?
— Like? (Нравится?) — интересуется шеф-монтажник, кивая в сторону сердца.
— Yes. It is wonderful (Да, оно прекрасно), — не могу унять дрожь, пока он покрывает легкими поцелуями мою шею.
— It is for you (Оно для тебя), — хрипло выдыхает фон Вейганд мне на ухо.
— What do you mean? (Что ты имеешь в виду?)
— It is made for you (Оно сделано для тебя), — поясняет он тоном, которым обычно говорят с непонятливыми маленькими детьми.
— How? (Как?) You? (Ты?) — не верю собственным ушам.
— I told and it was made (Я сказал и его сделали).
Неужели он действительно сделал это для меня? Неужели это мне? Никто и никогда не делал для меня ничего подобного.
— It is my heart (Это моё сердце), — фон Вейганд похлопал себя по груди. — Burn for you (Горит для тебя).
Он рассмеялся.
— Burn for me? (Горит для меня?)
— No talk (Никаких разговоров), — тащит в спальню.
Там я опять чувствую себя куклой несносного взрослого мальчика. Шеф-монтажник снимает мой уютный халат, принимается за гардероб. Это умиляет и в то же время доставляет легкое неудобство. Он натягивает на меня джинсы, теплые носки, потом свитер... ловит мой взгляд, улыбается и чмокает в лоб.
— Go (Иди), — подталкивает в спину.
В коридоре он не разрешает мне обуться самой, приседает и начинает обувать лично.
— I can do it myself (Я могу это сделать сама), — произношу с легким раздражением.
— No (Нет), — очень серьезно заявляет он.
Мы выходим на улицу, к пылающему сердцу.
Фон Вейганд становится на колени, плотно сжатые губы неожиданно расплываются в трогательной улыбке.
— Прости, я не ценил тебя, я столько раз причинял тебе боль, я сам не ведал, что творил. Ты мой свет, моя единственная отрада. Да, я суров и жесток, не знаю слов любви. Но ты сумела преобразить меня, ты открыла мне путь добра и света, наполнила мою серую и безрадостную жизнь смыслом. Выходи за меня замуж! — на чистейшем русском сообщает он и ударяется в слезы.