– Ты самый мужественный человек, какого я знаю. Раз ты все-таки вернулся, – Маша поцеловала его в губы. – Покажи мне, где твое место? Проводи меня.
– Идем. – Женя обнял ее за талию.
Но они не сдвинулись. Они замерли сами, подобно роденовским парам, боясь нарушить унисон соприкасающихся сердец.
– Вот, это главное, – Женя подвел ее к стоящей в стороне от остальных накрытой полупрозрачным полотнищем двойной скульптуре. – Это последняя работа.
– Что, больше не будет? – она попробовала пошутить. – У этого есть название?
– Она называется «Зеркало любви».
Он потянул за край, и, подобно соскальзывающей с невесты фате, воздушная ткань мягкими складками стекла на пол. Монмартик медленно провернул круглый крутящийся пьедестал, на котором немолодая и не слишком красивая женщина, поправляющая прическу, смотрелась в большое, во весь ее рост, зеркало. По сути, от самого зеркала была лишь богатая витиеватая рама, за которой стояло зеркальное отображение героини. Вторая, из зазеркалья, вначале показалась ей точной копией первой, но что-то, чего Маша никак не могла уловить, изменилось в ее облике. Она уже не казалась такой тусклой, осунувшейся, задавленной жизнью, в глазах и уголках губ спряталась усмешка, и то ли от этого, то ли по какой-то другой тайной причине женщина помолодела, стала хороша собой. Ее одежды теперь были прозрачнее и уже не скрывали изящную и весьма эротичную фигуру. Если первая воплощала собой усталую обреченность обыденности и посредственности, за которую не зацепится беглый взгляд, то ее отражение было исполнено женственности и очарования, хотя лицо и фигура избежали пластической хирургии.
– Это уже третий вариант. С самой героиней проблем не было, а вот ее отражение долго сопротивлялось. Никак не удавалось вытащить из рудниковых глубин ее души на поверхность эту полуулыбку, чтобы Она засветилась изнутри.
Маше никак не верилось, что Монмартик, ее Женя, создал этот шедевр.
– Женечка, ты – гений. Поверь мне!
– Я знаю, – без тени смущения согласился Монмартик.
Маша хмыкнула:
– Ты от скромности не умрешь.
– Не представляю более нелепой смерти, чем умереть от скромности. Я хотел показать тебе «Зеркало любви» сейчас, потому что через неделю скульптура уезжает в Нью-Йорк. Вчера Кац получил официальное письмо оргкомитета выставки. Он направлял туда фотографии.
– Ты поедешь в Америку?
– Поедет скульптура. Меня никто там не ждет. Тем более что на выставку работа будет вывозиться от имени Каца.
– Каца?! С какой стати? При чем здесь Кац? А ты? Это же твое произведение?
Монмартик грустно усмехнулся: