Они возвращались после школы. Маша и Женя.
– А знаешь, мне Лошак сегодня понравился.
Женя с усмешкой посмотрел на Машу:
– Где? В женской раздевалке? Да, он весьма эротичен в семейных трусах.
Маша не поддержала тон.
– Я ведь его никогда всерьез за полноценную человеческую единицу не воспринимала. Так, шут гороховый. Всех смешит, никогда слова всерьез не услышишь. А зря. Он – человек. Шелухи поверх – вагон, а внутри он нормальный, полноценный. Только разглядеть трудно.
– Ты уверена, что это не он подставил Дыню и Графа под Карапетовну?
– Знаешь, уверена.
– Это хорошо. А то разное болтают.
Они подошли к их любимой скамейке. Сидеть было холодно, и они только бросили свои сумки. Расставаться не хотелось.
– Зайдем к тебе?
– Не-а. Сегодня папа дома работает. У него проект.
– А я хотел тебе кое-что рассказать.
– Тогда говори, а то холодно – ноги промокли. Ну, не томи? Женя все же выдержал паузу.
– Кац из Штатов вернулся. Вчера. С выставки.
– И?..
Пауза длиннее.
– «Зеркало любви»… Первый приз! – наконец не выдержал, выпалил Монмартик.
– Правда! И ты знал и молчал весь день? Вот паршивец, – Маша ухватила его за торчащие из-под шапки уши и, заставив нагнуться, чмокнула, куда попала, в холодную, вечно не добритую щеку.
Потом она выпустила Женю и погрустнела. Она вспомнила все хитрые обстоятельства, и Женина победа сразу поблекла и потеряла свою ценность. Он удивленно посмотрел на нее, не понимая причин ее хмурости. Маша вздохнула:
– Да что толку-то. Это ж все равно не ты – это Кац победил в Нью-Йорке. Он ведь выставлялся. Ты-то так, мелочевка, ученик великого мастера.
Женя выждал молча, но Маша уже поняла, что, пожалуй, не стоило омрачать Жене его искреннюю радость. Это же не его идея насчет авторства. Он не виноват. Хотя мог бы и протестовать…
Женя, все так же молча, полез в сумку и вытащил аккуратно уложенный в прозрачную файловую папку сине-сиреневый сертификат. Посередине каллиграфическими, вычурными буквами было написано:
Evgueni Martov
(Russia)
Grand Prix
30 января, вторник
По вторникам в изостудии Каца на Таганке был «вольный» день. Женя мучился с глыбой мрамора. Мрамора теперь было много. Его привезли еще в субботу вечером, и ребята долго разгружали грузовик, вчетвером перетаскивая тяжеленные рустованные блоки. Женя отдал Кацу всю денежную премию, полученную в Нью-Йорке. Он понимал, что поездка с его «Зеркалом любви» была неподъемной для кармана Каца. Его наставник при всем своем таланте умудрялся жить в состоянии хронического безденежья. Редкие гонорары надолго не залеживались в кошельке. Первые же свободные средства он спускал на свое детище – студию. Женя просто не взял у него привезенные из Штатов доллары, как Александр Самуилович ни настаивал.