Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви (Юк) - страница 58

– Мама, это на тряпки.

Мама оглянулась и пожала плечами:

– Халатик еще вполне можно носить. Да, Маша, письмо тебе. Там, на стеклянном столике в прихожей.

Маша вернулась в затемненную прихожую, но, едва взглянув на конверт, разорвала письмо.

А под финал этого дня, уже лежа в постели, она заново вспоминала и заново переживала весь их с Женькой разговор. Потом, не выдержав, поднялась и при заговорщицком желтоватом свете ночника встала перед вытянувшимся во весь рост зеркалом. Обнажив плечи, она расплескала по ним ночного отлива локоны, струившиеся вниз по груди и тонким рукам. Она склонила голову и изучала себя, заново пропитываясь неким иным, малознакомым и не очень еще понятным «Я». Засыпая, она улыбнулась, и с этой улыбкой ее застал сон.

Вторая четверть

1-2 ноября, среда-четверг

Монмартик приехал! Маша подбежала к окну оккупированной на каникулы гофмановской дачи и не без труда различила в густо замешенной темноте невнятную Женькину фигуру у калитки. Накинув на плечи чью-то попавшуюся под руки кофточку, она выбежала во двор. Ближе к крыльцу, куда еще дотягивался свет подвешенного над дверью мутного фонаря, среди высыпавших навстречу ребят Маша увидела Женьку, улыбающегося, с сияющими глазами. Наконец ребята отвалили. Монмартик снял с плеча раздутую, будто на девятом месяце, сумку, сбросил на стул куртку и подошел к Маше. Она не пошла за ним в дом, а осталась на веранде, разглядывая бархатную темноту в глубине сада. Женька повернул ее к себе за плечи, двумя пальцами приподнял ей подбородок и заглянул в глаза:

– Ну, не дуй губки. Тебе это не идет.

– Я немножко задержусь, – передразнила его Маша.

– Машут. Я спешил, как только мог. Потом, от станции автобуса не было – пешком шел. Между прочим, бежал полдороги.

На веранду выглянула Наташа:

– Женька, посмотри на ноги. Куда с такой грязью завалился. Не видишь, Гарик пол вымыл. Ну-ка, иди вытирай. Половик перед крыльцом.

Они с Машей вышли.

– Так что ты в Москве столько времени делал?

– Да так, дела были, – затемнил Женька.

– Его, небось, Рита не отпускала, – негромко подкинул из-за спины Гарик.

Он остановился возле них с ведром грязной воды и сейчас, балансируя на одной ноге, надевал сапог. Маша еще не успела понять смысла как бы невзначай оброненной фразы. Монмартик резко обернулся. Маша перехватила режущий взгляд, брошенный исподлобья почему-то на только что вышедшего на крыльцо заспанного, зевающего Дика. В следующий момент Гарик пошатнулся, шагнул назад, наткнувшись и едва не перевернув, загремел ведром и, не удержавшись на заляпанных мокрых ступенях, провалился в хрустнувшую густоту кустов. На шум и грохот выскочили ничего не понимающие ребята. Из замятых жасминовых зарослей выбирался, поскальзываясь, Гарик, потирая левую щеку. В глазах его, переполненных удивлением и глухой обидой, застыл немой вопрос, обращенный к Маше: «Теперь-то ты все поняла?» На Женьку он принципиально не смотрел.