Она приняла цветок из Жениных рук, но этот жест ровным счетом не значил ничего, кроме элементарной вежливости. Цветок был обалденный, но совсем не пах. Дамский кейс она ему, естественно, не отдала, и, отягощенная еще и букетом, Маша могла не брать Женьку под руку.
Он пока упрямо делал вид, что не замечает, что в Москву из Петербурга вернулась совсем иная Маша. Лишь однажды он позволил себе не слишком жесткий наезд, когда на его вопрос, почему она сбежала так неожиданно из Москвы, Маша ответила:
– Я ездила навестить друга. Мы давно не виделись.
Женька подозрительно скосил глаза в ее сторону:
– Соскучился?
– Соскучился. И я тоже.
– Настолько, что, бросив школу, помчалась в Петербург?
– Вот именно. У него был день рождения в пятницу, и я не могла пропустить.
– День рожденья удался?
– Давно так не веселилась.
Маша врала не останавливаясь. Ее прорвало. Она поражалась самой себе. Ну и что? Если уж она решила свернуть все отношения, то сейчас как раз самый подходящий случай. Зато Женька, с его зашкальными принципами, поняв, с кем имеет дело, отстанет раз и навсегда. А ей, ей ничего этого не надо. Она ничего не забыла. И Эля все более чем освежила в памяти.
Женя прошел несколько шагов молча, прежде чем проговорил, чуть понизив голос, безапелляционно:
– Это все неправда. Ни к какому Георгию, ни на какой день рождения ты не ездила. Зачем врать? Глупо.
Только что так довольная собой и этой такой правдоподобной и такой полезной для нее, изобретенной на ходу легендой Маша теперь даже остановилась в толчее посреди платформы метро, не понимая источников Женькиной уверенности. От неожиданности она даже не зацепилась за произнесенное Монмартиком, невесть откуда добытое им имя – Георгий. Женя перевесил свою кожаную сумку на другое плечо и обнял Машу за талию, сдвигая с места:
– Побежали, баронесса Мюнхгаузен, поезд сейчас уйдет.
К Машиному дому они подошли вдвоем. Маша остановила Женьку у подъезда:
– Все, пока. Встретимся в школе.
Женька изобразил гримасу неодобрения.
– Ты меня гонишь? Домой ехать бесполезняк: только успею туда и уже обратно в школу. Тетради я еще вчера все набрал. А школа пока закрыта.
– Тогда жди здесь. Вон лавочка.
– А ты не покормишь меня завтраком? Я за двое суток на вокзале только один раз перекусывал.
– Ну, ты и нахал! Вон, зайди в кондитерскую напротив.
Женька кивнул на бархатно-бордовую орхидею в руках Маши:
– На это ушли мои последние сбережения.
О таксующем у Ленинградского вокзала «жигуленке» он дипломатично умолчал. Но, заметив Машино намерение открыть сумку, быстро добавил: