Я приезжала домой, и мне удавалось сидеть с родителями и братом за одним столом, обсуждать маловажные дела и спать с ними под одной крышей только благодаря Генри Холмсу. Только потому, что он заставил меня осознать, что мои родители пошли на обмен. Они обменяли меня на Сэма. Но еще прежде я сама променял брата на кузена.
Я испытала настоящую любовь, радость рождения детей и горе, когда потеряла свое дитя на пятом месяце беременности. Я прожила свою жизнь отдельно от своей семьи, отстранившись от того, что случилось со мной, когда я была, по сути, еще ребенком. И лошади всегда были частью моей жизни, а порой они становились для меня настоящим спасением. Я инстинктивно тянулась к ним за утешением, и этот инстинкт я так никогда и не переросла. Мне доставляло удовольствие осознание того, что я хорошо держусь в седле и умею обращаться с лошадьми. Я в чем-то добилась успеха, причем такого, какого многие люди никогда и ни в чем не добиваются. Лошади были для меня даром Божьим. Многим ли так везет, как мне? Испытывает ли большинство людей нечто столь же радостное и постоянное, не имеющее отношения к проблемам их трудной, но порой прекрасной семейной жизни?
В Йонахлосси я усвоила урок, который начался для меня еще дома: моя жизнь принадлежит только мне. И я должна была предъявить на нее свои права.
Возвращаясь из Бостона, я всегда с удивлением смотрела на пальмы, поражалась ощущению удушающей жары и влаги в воздухе, таком тяжелом, что им трудно было дышать. Родители жили в районе, где из окон были видны другие дома. Они жили в доме, который был прекрасным и холодным.
Сэм решил стать врачом, как и отец. Он больше не исследовал природу. Теперь он все свое свободное время проводил в доме, и, бывая дома, я разглядывала его щеку, побледневшую из-за постоянного пребывания в помещении. А когда он поворачивался ко мне лицом, эта мгновенная вспышка бледной кожи и отчаяние в его глазах напоминали мне о том, что мы потеряны друг для друга. В Йонахлосси я научилась жить без своего брата. Там я поняла: то, что когда-то казалось мне невозможным, на самом деле таковым не является. А жить только своей жизнью оказалось намного проще. Теперь моя жизнь была более одинокой, но иметь брата-близнеца – это не только радость, но и бремя. Когда-то я не знала жизни без него. У нас еще в раннем детстве сложился свой собственный язык, а до этого мы жили в одном лоне. Когда все вокруг – мама, отец, дедушки и бабушки – ожидали появления одного ребенка, нас было двое. А это очень нелегко – быть двумя людьми вместо одного. Если бы родился только один из нас, Джорджи был бы жив и по сей день. Потому что никто, кроме Сэма, не был способен впасть в такое глубокое и безысходное отчаяние из-за того, что совершила его вторая половина.