Наездницы (Дисклофани) - страница 35

Он, наверное, кормит своих бельчат. Их необходимо кормить часто, гораздо чаще, чем человеческого детеныша. Мама любит повторять, что Сэм демонстрирует по отношению к своим животным преданность, на которую способны далеко не все родители по отношению к своим детям. И он действительно необыкновенно преданный, мой брат. Он преданный и добрый. Сэм не впервые выкармливает бельчат, лишившихся матери. Белки нередко становились добычей енотов. Их жилища находились в таких укромных местах, разыскать которые хватало терпения только у Сэма.

После того как все это произошло и я уезжала в лагерь, он вышел попрощаться на заднюю веранду, держа в руках одного из бельчат.

– Он уже покрылся шерсткой, – произнесла я, потому что не знала, что еще сказать.

Несмотря на раннее утро, было уже жарко. Бельчонок был не таким уродливым, как тогда, когда я увидела его впервые неделю назад. Он казался совершенно беззащитным. Я понимала, почему Сэм его любит.

Сэм был в той же одежде, что и накануне, а волосы у него были всклокочены и торчали в разные стороны. Меня это немного испугало. Мне захотелось пригладить его шевелюру, но я не решилась к нему прикоснуться. Его веки были воспалены, а золотисто-желтые глаза потемнели и казались коричневыми. Я знала, что на открытом солнце они снова станут светлыми, почти прозрачными. Глаза у нас были разными. Мои были карими, как у отца.

– Ты спал? – спросила я, заранее зная ответ.

Я тоже не спала. Более того, я заходила в комнату Сэма, рассчитывая найти его там. В полумраке спальни я различила очертания его застеленной кровати, которая выглядела такой нетронутой, что я расплакалась, хотя сама не понимала, что меня так растрогало. Наверное, меня взбудоражил вид его идеально заправленной постели. Сначала ее застелил Сэм, а позднее разгладила мама. Электрический вентилятор был направлен на то место, где он должен был спать, и мерно гудел, никого не охлаждая.

Я его выключила и подошла к окну, выходящему на задний двор. Впрочем, это было неправильное название. У нас задний двор являлся началом наших тысячи акров. Там не было ни забора, ни границы. Мамин сад переходил в апельсиновую рощу. Эти апельсины предназначались не для продажи, а для мамы, которая их обожала. По ее собственным словам, она не могла без них жить.

Сэм сидел в траве рядом с мамиными розами, которые были в полном цвету. Со своего места у окна я не улавливала их аромата, в отличие от Сэма. Я долго за ним наблюдала. Он не шевелился, сидел неподвижно, как статуя. Он всегда умел сидеть не двигаясь дольше, чем я. Я всегда была непоседливой.