– Но ведь, если ее долго не будет, это заметят, – возразила я.
– Если бы ты знала, как мало замечают все эти девчонки! – был ответ Сисси. – Кроме того, все будут радоваться ее отсутствию. Мистер Холмс не наказывает так строго, как она, он гораздо мягче.
Я знала, что я уж точно буду рада ее отъезду. Она знала обо мне все.
Мне было запрещено ездить верхом. За время болезни мышцы моих голеней уменьшились, руки стали дряблыми, а плечи – костлявыми. Если я как следует втягивала живот, мне удавалось руками обхватить себя за талию. Впервые в жизни я стала слабой. Во всяком случае, я такого состояния не припоминала. Наверное, в последний раз я была такой в самом раннем детстве.
Однажды днем, когда все девочки занимались в Зале, я незаметно ускользнула и направилась в конюшню. Теперь вместо того, чтобы наблюдать за птицами, рисовать пейзажи и собирать гербарии, мы изучали историю, литературу и домоводство. И математику, и физику в этом горном анклаве, похоже, просто игнорировали. У нас также практически не было домашних заданий, а то, что нам все же приходилось делать, занимало совсем мало времени. Литературу, которую преподавала кроткая мисс Брукс, я, конечно, любила. Впрочем, рассказывая о тех книгах, которые ей нравились, она воодушевлялась. Наблюдая за ней, я иногда думала, что так, наверное, обычно и происходит – некрасивых девушек часто очаровывают книжные истории.
Собираясь в Зале, девчонки обычно сплетничали или листали журналы. Наари не обрадовалась моему появлению так, как обрадовался бы Саси. Она знала меня недостаточно хорошо. Но мне все равно было приятно ее видеть, вдыхать ее запах, разглаживать челку на ее широком лбу, гладить ее непостижимо мягкую морду. «Как шелк», – подумала я, но нет, она была гораздо приятнее на ощупь.
Я услышала позади себя шаги и обернулась, ожидая увидеть кого-то из конюхов. Но это была малышка Декка Холмс с коротким хлыстом в руках, который она, похоже, протягивала мне.
– Я его нашла, – сказала она.
На ее щеке темнела грязная полоса. Миндалевидные глаза матери и смуглая кожа отца делали ее очень хорошенькой. Ее обычно заплетенные в тугие косички волосы сейчас были распущены и темные, почти черные пряди падали на лицо.
Я взяла у нее хлыст.
– Спасибо, – поблагодарила я девочку и замолчала, не зная, что еще сказать.
– Как это называется? – спросила Декка.
– Хлыст.
Похоже, она не разобрала, и я произнесла слово по буквам. Но она продолжала вопросительно смотреть на меня.
– Хлыст, – повторила она. – Хлыст! – Она протянула руку, и я вернула его девочке. – Для чего он нужен? – спросила она.